Конкистадор поневоле - Михаил Александрович Михеев

class="p1">Похлопав раненого ладонью по щекам, Семен добился того, что тот открыл глаза. Взгляд был мутный, однако какие-то следы мысли в нем все же наблюдались. Что же, оно и к лучшему.

– Слушай внимательно. Сейчас будет очень больно. Терпи, не ори. На вот, зажми в зубах.

Тот послушно закусил палку – и это было оправданно, поскольку когда с него сдирали кольчугу, боль наверняка чувствовал адскую. Но не орал и не стонал – здешний народ терпелив и умеет владеть собой куда лучше, чем какие-нибудь индейцы Джеймса Фенимора Купера.

Зато, когда они увидели рану, то лейтенант лишь выругался коротко. Семен, впрочем, испытывал те же эмоции.

– Ах ты ж!

Мальчишке не повезло. Точнее, сам дурак. Небось, решил с утра покрасоваться перед барышней или, как вариант, просто времени не было сделать все правильно. Надел кольчугу аккурат поверх рубахи – и сделал ошибку, типичную для диванного любителя фэнтезийной литературы для женщин, но совершенно непростительной аборигену этого времени.

Кольчуга – доспех своеобразный. Огромный плюс – почти не стесняет движений. От режущих ударов защищает отменно. Потому и была так хороша в толчее строя, когда сильные удары практически не проходили – не размахнешься. Вот только получив режущую, пускай и неглубокую, рану в руку или ногу, очень быстро истечешь кровью. Именно для защиты от такого кольчуга и «затачивалась».

От сильных рубящих ударов она тоже защищает. Хуже, ей тупо не хватает жесткости, однако скользящий удар отведет, синяком отделаешься. Да и прямой – не приговор, сабля или меч разрубят несколько колец, но не проникнут глубоко. Скорее всего, даже стеганый кафтан, который принято надевать под кольчугу, не пробьет. То же с ударом стрелы или копья – стрелу отобьет, удар копья или отведет или ослабит. Страшнее шестоперы и прочие клевцы, но тут не спасет и кованый панцирь.

Однако сейчас на поле боя правил его величество огнестрел. И кольчуга разом превратилась из защиты в обузу. Пуля из пистолета не обладает выдающейся убойной силой. Плюс ее траектория в данном конкретном случае давала шанс, что раненый отделается не особенно серьезной дырой в мышце. Но между ней и человеческим телом встала кольчуга – и не остановила кусочек свинца. Даже скорость толком не замедлила. Вместо этого разорванные ударом кольца попали в тело, рассекая его не хуже обрубков гвоздей, которыми в родном двадцать первом веке любят начинять бомбы доморощенные террористы. Будь под кольчугой толстый поддоспешник с набивкой из конского волоса, может, и обошлось бы, но сейчас рана выглядела жутко.

– То-то он так легко двигался, – мрачно заметил лейтенант. – Дай-ка посмотрю…

К слову, тут было, на что посмотреть. И уже через минуту лейтенант, чуть повеселев, выдал довольно оптимистичный вердикт: жить будет.

Рана выглядела жутко, еще страшнее была огромная, на половину груди, гематома. Все же здешние пули – штука своеобразная. Однако все эти повреждения оказались поверхностные, внутренние же органы заработали разве что ушиб. Тоже паршиво, и без последствий для организма не останется, но далеко не так опасно, как выглядит со стороны. Отлежится и снова пойдет, выдал свой вердикт лейтенант. Что же, оставалось лишь поверить ему на слово.

Лесом они ушли километра на три, после чего остановились на отдых. Все же тащить раненого на себе довольно сложно. Правда, к его чести, он все же часть пути прошел сам, но шатало его, как пьяного. Очень похоже, помимо ранения тут имела место быть еще и контузия. То ли головой ударился, когда падал, то ли последствия все той же пули.

Впрочем, Семен тоже был не в лучшей форме. Это в горячке боя многое не замечаешь, на адреналине идешь сам и тащишь груз, но останавливаешься – и считай, все, туши свет. Моментально и усталость приходит, и боль в мышцах. А главное, он и сам был ранен, причем дважды. Несильно, однако же когда адреналиновая анестезия закончилась, это моментально добавило «приятных» ощущений. Лейтенант перевязал, конечно, чтобы кровью не истекал, но радости все это уж точно не добавляло.

Вот и сидели теперь, отдыхали. По всему выходило, что здесь и заночуют – собак у поляков вроде бы не было. Жаль, что костер не разведешь – опасно, и припасов никаких. Ну да ничего, главное – живы, это уже немало.

Вот только жизнь – она совсем не малина. Хотя бы потому, что ночи здесь холодные, а с одеждой дело швах. Это с оружием нормально – при себе и холодное, и огнестрельное, а вот со всем остальным – увы. У лейтенанта еще более или менее – кафтан, поверх него бронежилет. У Семена заметно хуже – тот же кафтан, но изрядно порванный и испачканный кровью. У раненого – ничего, штаны да рубаха, еще повезло, что сапоги есть. К тому же его изрядно знобило от кровопотери. И единственное, наверное, что им оставалось – это закутать его во что можно, радуясь, что хотя бы комары моментом не воспользуются.

Хе-хе! Хорошо еще, что они мужчины, в ином случае нашелся бы какой-нибудь ортодокс, да осудил за бесстыдство. И плевать ему, что тут творится! Бывают такие, и немало. Впрочем, на их мнение всегда есть контраргумент. Какой? Ну, хотя бы тот, что бог создал людей голыми, поэтому нудизм где угодно и когда угодно не может оскорблять чувств верующих. А кому не нравится – получит в морду!

Увы, даже эти мысли отвлекали от мрачной реальности мало. Повесил сам себе на шею обузу, мрачно думал Семен, в хорошем темпе сооружая шалаш. К слову, делать это он не умел, но лейтенант в плане всяких полезных для жизни умений был сродни энциклопедии. И в результате роль Семена уверенно сводилась к сбору и доставке веток, из которых напарник в темпе сооружал вполне сносное жилье. Без удобств, конечно, ни санузла, ни джакузи, но зато в таком хотя бы ночью не околеешь.

– Все, отлеживаемся, – выдохнул лейтенант, закончив. – Черт, жрать-то как хочется!

Желудок Семена предательски заурчал. Он, конечно, плотно позавтракал, но потом много дрался и еще больше бегал, да и солнце уже клонилось к закату. Немного подумав, он выдохнул:

– Знаешь, ты как хочешь, а я сейчас к городу двину, – и после короткой паузы добавил: – Попытаюсь чем-нибудь разжиться.

Еще полгода назад ему и в страшном сне подобное не могло бы присниться. Вечером, одному, по лесу, да еще и по доброй воле! Сейчас же он не сомневался ни в своей способности дойти до места, ни в правильности своего решения. А главное,