Чернолесье - Александр Зимовец

на возвращение в реальность? Просто человек, который волей случая носит на запястье ключ, но ни знает, ни как им пользоваться, ни даже какую дверь он открывает. Мне неприятно было думать об этом, хотя, в сущности, могло ли быть иначе? Мы и виделись-то всего раз.

Формально это было так, но чем дальше, тем глубже прорастало в моем сердце ощущение, что я знаю Киру давно. И дело было не только в том, что она являлась мне в видениях. Было что-то еще: такое трудноуловимое, что я даже сам себе это не мог четко объяснить, лежа в своей мансарде на излишне мягкой перине, и второй час пытаясь избавиться от навязчивых мыслей и заснуть.

Пока же, ожидая вестей от Киры, я проводил дни на плацу, вживаясь в свою новую службу, а вчера — то в собрании, то в «Болотном змее» с Максом и Ланой.

Макс меня удивил. Его треп про желание стать странствующим бардом я всегда пропускал мимо ушей, но внезапно оказалось, что это была серьезная программа. Набранные в Клугстере очки навыков мой спутник вложил в ветку умений, отвечающих за изящные искусства: в один день научился сносно играть на свирели и на грамме — местном струнном инструменте, затейливом гибриде лютни и гуслей. Самими инструментами он также обзавелся в одной из лавок Брукмера, и теперь время от времени радовал затейливыми переборами завсегдатаев «Болотного змея».

Заодно он приобрел два камзола с яркими рукавами, выучил несколько ходовых местных баллад и начал кое-что писать самостоятельно, хотя слагать вирши на незнакомом, в сущности, языке, было делом, требующим немалого труда.

Я не мог понять, зачем ему все это потребовалось, пока Макс не проговорился мимоходом: сказал, что первым делом отправится на север, к Туманному морю, где никто из кернадальских обитателей пока не бывал. Похоже, все дело было в том, что Сергею нужны были свои глаза и уши в разных частях королевства, а кто же для этого подходит лучше, чем странствующий менестрель? В который раз я убедился в том, что его высокоинородие, господин Егермейстер ой как непрост…

А вот Лана не удивила совершенно: на обновку она не потратила ни единой кроны, все еще ходила в мужских штанах и куртке, вызывая неодобрительные взгляды чопорных городских матрон и сальные шуточки посетителей «Змея». Впрочем, в моем присутствии отпускать их никто не решался.

Все деньги Лана планировала вложить в обустройство фермы неподалеку от Чернолесского тракта, чтобы удобно было возить продовольствие в Кернадал, который, таким образом, меньше зависел бы от маркграфской милости. Она подробно рассказывала мне, сколько понадобится батраков, и где их нанять, сколько охранников, и чем их вооружить, где должны быть поля, и как организовать севооборот, и где лучше взять семена.

Впрочем, видел я ее в эти дни нечасто: она моталась по окрестным деревням и соседним городкам: договаривалась, покупала, нанимала. Однако разок в неделю, все же, находила время, чтобы посидеть со мной и Максом в «Змее»

Оба они, не сговариваясь, не задавали мне прямых вопросов о ходе расшифровки документа, но чувствовалось, что обоих это беспокоит. И было отчего: у них теперь у каждого имелись свои далеко идущие планы в этом мире, но стоило ли их затевать, если есть возможность сбежать отсюда?

Чтобы жить спокойно здешней жизнью, им было важно знать, что такой возможности нет, или, по крайней мере, не ожидается в скором времени. Чтобы, напротив, бросить все и отправиться на поиски пути домой, нужно было быть уверенным, что такой путь существует. Неопределенность же наматывала нервы, словно якорную цепь на кабестан.

Была и еще одна причина для нервозности, которой мы тоже предпочитали лишний раз не касаться в наших беседах: там, в Клугстере, мы перешли дорогу какой-то очень мрачной силе. Можно было не сомневаться: при случае она нам это припомнит. И это было еще одной причиной, чтобы задуматься о возвращении в реальный мир — единственное место, где эта сила нас точно не достанет.

В вечерних разговорах за кружкой горьковатого пива и блюдом томленой в вине капусты мы все трое то и дело ходили вокруг да около этого гипотетического возвращения. Лана, например, говорила, что, оказавшись в реальности, первым делом залепила бы чем-нибудь тяжелым в морду Грановскому. Всю жизнь она терпеть не могла ролевые игры, на тест пришла лишь за компанию с подругой, и самым страшным кошмаром для нее всегда было оказаться вдали от водопровода и Интернета.

Макс, напротив, говорил, что жизнь здесь ему очень нравится, и что никакой исторический период так не подходит для самореализации великому человеку (вроде него), как позднее Средневековье. Впрочем, я догадывался, что говорит он это, чтобы поддеть Лану: она, в свою очередь, охотно поддевалась и начинала спорить, не стесняясь в выражениях. Я наблюдал за этой возней с улыбкой: мне она напоминала то, как третьеклассник дергает нравящуюся ему отличницу за косички.

Не знаю, сколько бы еще все это могло продолжаться, но одна тяжелая душная летняя ночь положила нашему брукмерскому отдыху неожиданный конец.

Глава 22

Ало-черный камзол маркграфского полка был тесноватым, в душную летнюю ночь в нем было ужасно жарко. Перевязь натирала под мышкой, и я все еще чувствовал себя во всем этом, словно участник какого-то маскарада. Но без формы было нельзя: в маркграфском замке я имел право появляться только при полном параде.

В тот вечер я готовился к визиту в благородное собрание, надеясь, что мне не придется слишком скучать в обществе пары десятков чиновников и офицеров, озабоченных охотой, пивом и мелкими служебными интригами. Откровенно говоря, я бы лучше провел вечер дома, но я понимал, что дружелюбное общение с городской верхушкой могло помочь моей карьере.

Меня смущала двусмысленность моего положения. Сергей, похоже, считал меня чем-то вроде своего агента — недавно я получил от него письмо, где он давал мне советы о том, как держать себя с местной знатью и на что обращать внимание в разговорах. Он не писал об этом прямо, но весь тон его письма прозрачно намекал на то, что он ждет от меня отчета о том, что поговаривают при маркграфском дворе. И я бы не сказал, что такое положение вещей меня порадовало: я не нанимался в шпионы.

Итак, для Сергея я был его глазами при Брукмерском дворе. Но в то же время, для Киры я был ее агентом во внешнем мире, для маркграфа — удачливым сукиным сыном, которого следует держать при