Чисто альпийское убийство - Йорг Маурер

— А кто будет сидеть в засаде в воскресенье?

— Ну кто, как вы думаете? Первый среди охотников, знатный расстановщик ловушек и капканов, непримиримый борец с мировым злом: Гу-бер-тус…

— Еннервайн! — возопили все хором, будто футбольные болельщики на стадионе.

— А теперь мы двинем в горы, — объявил гаупткомиссар.

— Что-что?

— Лично я не против небольшой горной прогулки. Кто хочет со мной — прошу! Никто? Ну ладно, тогда я иду один.

Одно из стереотипных представлений о преступном мире заключается в том, что лихие люди якобы вершат свои темные делишки по ночам или по меньшей мере в полутьме сумерек. Во многих случаях это даже соответствует истине, однако опытные злоумышленники, всем сердцем преданные делу нарушения закона, все-таки предпочитают орудовать в определенное время суток. Статистика показывает, что наиболее смелые преступные замыслы воплощаются в три часа дня, и эта тенденция только усиливается. Таким образом, в промежутке между послеобеденным кофе и ужином случается очень многое: взломы, фальсификации, кражи, растраты, грабежи и вымогательства — все, что хочешь, и в чрезвычайных масштабах. Ведь три часа дня (обратите внимание, сколько безмятежности в этих словах!) — тот самый момент, когда честные труженики переводят дух и блаженно откидываются на спинки офисных кресел. Они совершенно не ожидают от своих нечестных антиподов, что те пойдут надело в столь благословенный час. Именно на это и рассчитывает «гомо криминалис».

Таким образом, прием и передача нелегального груза для Гразеггеров всегда происходили после обеда. Ровно в пятнадцать ноль-ноль особый курьер из Сицилии спускался по косогору, где не было проторено ни одной постоянной тропы. Сицилиец продвигался медленно и осторожно, ему то и дело приходилось подбрасывать повыше на плечо свою громоздкую ношу. Вниз по этому склону он пробирался далеко не в первый раз. Доставлять сюда грузы было одно удовольствие — чистый, пряный воздух, дородные красавицы горы, приветливые жители долины… Благодать, да и только. Несколько лет назад посланец с Сицилии занимался доставкой исключительно по ночам, однако в конце концов было решено, что лучше всего проворачивать такие дела средь бела дня. Пятнадцать ноль-ноль — как раз подходящее время для незаконной транспортировки трупов, ведь в эту пору по лесу на склоне горы еще не бродят влюбленные парочки, не бегают навстречу инфаркту запыхавшиеся спортсмены-экстремалы, и ни один любитель пеших прогулок не отклоняется от туристического маршрута, проложенного на плато Крамер. И лесоводы с лесорубами в этот час тоже сравнительно безопасны: они лишь бродят вокруг с громким хохотом и криками, перемежаемыми пронзительным визгом циркулярных пил. Грибники усаживаются под какое-нибудь дерево и с аппетитом перекусывают бутербродами, а старого доброго лесника, воспетого Вильгельмом Бушем, прочесывающего лес с умной служебной собакой, воспетой Людвигом Гангхофером, давно уже не существует. Никем не потревоженное одиночество в зарослях папоротника! Зов джунглей! Девственные райские кущи из хвойных! Сицилиец и в самом деле охотно бывал в этих местах. Он отер со лба пот: день был жарким, что ощущалось даже тут, в тенистом, одичалом еловом бору. Вдруг послышалось потрескивание ветвей — кто-то тоже спускался по косогору.

Свобода встретил партнера как обычно, ровно на полпути, едва получив эсэмэску о новой поставке. Он взял мертвое тело, завернутое в несколько слоев толстой пленки, какую используют для устройства декоративных бассейнов, и положил его в тележку, поджидавшую точно посередине склона. В воздухе носились ароматы трав, свежих ягод — может быть, рябины? Или белладонны? Иногда гость с Сицилии спускался с горы вместе с Карлом — выпить рюмочку шнапса или кружку пшеничного пива, закусив искусно нарезанной редькой. Но сегодня он отверг предложение.

— Мне надо провернуть еще одно такое же дельце, понимаешь?

— Понимаю. Сообщи мне параметры этой поставки.

— Шестьдесят семь лет, семьдесят два килограмма, рост метр семьдесят, мужчина, полная комплектация, без приложений, наличный расчет.

Свобода аккуратно записал данные в блокнотик. Сицилиец протянул ему пухлый конверт. Пересчитывать деньги не было нужды — давние партнеры доверяли друг другу.

— Только, слышишь, я вытащил оттуда тысчонку. Моей собаке на новый ошейник.

Свобода изогнул брови в немом недоумении.

— Шутка.

— Ах вот как!

Они сердечно распрощались, и Свобода повез тело безымянного мужчины в полной комплектации вниз, по оставшейся половине косогора. Укрепленный дорожный серпантин заканчивался у черного хода в дом Гразеггеров. За дверью начинались служебные помещения, и прежде всего просторный холодильный склад с несколькими морозильными камерами, предназначенными на тот случай, если вдруг не удастся сразу же найти подходящую могилу на «четырехзвездочном» кладбище.

— Ну-ка, покажи хоть, каков он из себя?

С этими словами в помещение вошел Игнац. Свобода развернул пленку, и синьор Анонимо, одетый лишь в темно-синие плавки, предстал перед ними во всей своей красе — южный загар, черные крашеные волосы, их живописная прядь, упавшая на лоб. И даже темные очки находились на своем законном месте.

— Найдется у вас в ближайшие дни компания для него?

— Пока не знаю, — покачал головой Игнац. — Надо спросить у супруги.

Свобода склонился над маленьким отверстием от пули на груди мертвеца.

— Высокий класс! — сказал он в восхищении. — Рука настоящего снайпера. Вижу, он постарался, чтобы пуля не прошла навылет. Никакого выходного отверстия у раневого канала, никаких следов. Или по крайней мере почти никаких. Браво!

— Бог ты мой! К нам что, теперь привозят прямо с пляжей? — не поверила своим глазам Урзель, тоже появляясь в холодильном отделении.

— У нас есть похороны в какой-нибудь из ближайших дней? — спросил у жены Игнац.

— Нет. Положи его пока в морозилку. Знаете что? Я побывала в городе, послушала, о чем говорят люди. Можно услышать такие интересные вещи…

Игнац засунул синьора Анонимо в морозильник, затем вся компания отправилась наверх, на террасу, и вскоре расселась за обеденным столом. Игнац усиленно изображал из себя умеренного в еде. Когда отшумели охи, вздохи и прочие возгласы изумления, он сдержанно сообщил:

— Смею вам предложить небольшое угощение. Я очень старался.

Он торжественно водрузил на деревянный стол массивную сковороду, выкованную вручную, — ни дать ни взять палеозойской эры. Если тряхнуть ее за ручку, в ней начинали колыхаться, казалось, миллионы искрящихся и блестящих шариков — будто легендарный «первичный бульон», в котором когда-то зародились процессы эволюции.

— Что это? — поинтересовался Свобода с набитым ртом.

— Хоба, — пояснил Игнац. — Особое блюдо, которое готовят только в наших местах, в Верденфельзском районе.