Спасти «Скифа» - Андрей Анатольевич Кокотюха

Да не уехала далеко: вырулил водитель на соседний квартал, фары высветили солдата в форме, стоит на дороге, чего-то руками машет. Водитель на тормоз нажал. Выбрался денщик наружу, но не успел ничего понять: откуда-то сбоку метнулась серая тень, денщик грохнулся на тротуар, сбитый с ног, на водителя смотрел ствол пистолета, и пока он думал, как быть, тот, кто денщика выключил, уже к нему с другой стороны подбежал. Молча показал стволом – двигайся, мол.

Чубаров сел за руль. Пока немецкий водитель дрожал с поднятыми руками, Сотник подхватил бесчувственного денщика, споро затолкал назад, на пол, под сидение, сам уселся рядом с храпящим пьяным офицером. Тут уже его сомнения не мучили: по дороге остановились, Михаил с помощью тех немногих немецких фраз, которые знал, велел шоферу выйти из машины, выволочь сначала денщика, потом – офицера, так и не успевшего проснуться, махнул рукой – беги, а когда водитель послушался, выстрелил навскидку. Попал. Вторая пуля – денщику. Этих как раз нельзя оставлять, хоть и не любил Сотник добивать лежачих, если это – не рукопашная. Офицера не тронул, тот все равно не понял ничего. Подумав, стащил с него штаны, потом – китель, пусть просыпается, доброе утро… Барахло в багажник кинул. Что выстрелы внимание привлекут – не боялся, в городе по ночам постреливали, сам за это время слышал.

Тем временем Ольга вывела майора Крюгера из погреба.

Разговор был коротким. Ольга заявила: они все вместе попробуют выбраться из Харькова. Если Крюгер на контрольном пункте надумает привлечь внимание, первая пуля достанется ему. Если они благополучно пересекут контрольный пункт, с ним станут обращаться, как с военнопленным. Однако любая попытка бежать, предпринятая до того времени, пока они вместе не окажутся за линией фронта, тоже повлечет за собой немедленную смерть.

Ольга спросила, верит ли майор, что она сможет в него выстрелить. Крюгер подтвердил: да, он верит фрейлейн. Если бы не акция, на которую она решилась, если бы он не провел в погребе несколько суток под ее надзором – не поверил бы, что у такой нежной женщины рука не дрогнет. Теперь верит.

Он даже верит, что фрейлейн способна убить его раньше и быстрее, чем мужчины, которые будут с ней.

Ольга решила не переодеваться. Женщину в немецкой форме ищут, объяснила, и разведчики согласились с ней. Осталась косметика, у Анны нашлось еще одно гражданское платье, чуть великоватое, но выбирать не из чего – не на бал отправляются, в конце концов. Женщины привели себя в надлежащий вид, накрасились – усядутся по обе стороны немецкого майора на заднем сидении – все лучше, чем одной на пол ложится, другой в багажник лезть.

И Скиф, и Сотник, и Чубаров понимали – сомнительная декорация, но кто рано поутру обращает на такой театр особое внимание? И не такие компании в прифронтовой зоне возникают, в конце концов. Не такие пассажиры из города выезжают.

Бак машины – это по иронии судьбы оказался такой же «хорьх», на котором они въехали в Харьков, – долили до краев: запасливый шофер в багажнике целую канистру бензина хранил. Есть машина с полным баком, есть настоящий пропуск, есть оружие.

Всего этого должно хватить для прорыва, так капитан Сотник сказал.

3

Завершить операцию Кнут Брюгген решил сам.

Он обойдется без Хойке. Допустим, на успех партии, которая разыгрывалась в Харькове вот уже скоро третьи сутки, по большей части действительно во многом работало благоприятное стечение обстоятельств. Брюгген готов был, положа руку на сердце, признать: он просто оказался в нужное время в нужном месте, дал несколько верных указаний начальнику местного гестапо, ну и, конечно, в руки им попался разведчик, обиженный советской властью и не преминувший свести с нею счеты. Однако почему-то Кнут жил уверенностью: если бы эти козыри получил сам Хойке, он вряд ли смог верно сыграть такими картами.

Кроме того, столь скорую и эффективную вербовку Гайдука штурмбаннфюрер считал не столько своей личной победой, сколько следствием доминирования интеллекта над откровенным хамством и грубостью, пускай даже у топора блестящее лезвие – так воспринимал Брюгген маникюр на руках начальника гестапо. Этот диверсант – парень с высшим образованием, интеллигент, оказавшийся на войне, и такая натура невольно тянется к себе подобным, ну а собственный интеллект Кнут по определению ставил выше манер наманикюренного мясника Хойке.

Потому он лишь поставил начальника гестапо в известность, что отправляется ловить, по его собственному выражению, любую рыбу, которая заплывет в его сети. Нужен только взвод солдат, для оцепления периметра, и даже тут Хойке никак не мог пригодиться: людей штурмбаннфюреру предоставило СС.

Солдаты скрытно окружили обозначенную на карте местность. Засаду Брюгген сначала хотел выставить еще до полуночи, но после изменил свое решение: если в ближайшие три часа никто не появится, бдительность солдат притупится, напряжение даст о себе знать, появится усталость, а это в столь ответственной операции – плохо. Потому местность блокировали после полуночи, и сейчас, когда перевалило за три, Брюгген чувствовал зуд в ладонях: за это время никто не появился, а это значит – ловушка наверняка захлопнется не раньше, чем через полтора часа.

Или… диверсанты поменяли планы.

Брюгген повернулся к Гайдуку, сидевшему рядом с ним в машине. Все это время пленник молчал, то откидывая голову на спинку сидения, то всматриваясь в темноту перед собой. Кнут чувствовал – Павел напряжен не меньше, чем он сам, но природа его напряжения совсем другая. Они не затронули этой темы, так, прошлись вскользь, но Брюгген понимал, какие чувства охватывают сейчас пленника. Одно дело – дать выход своей ненависти к власти, убившей его отца. И совсем другое – вот так запросто сдать врагу товарищей по оружию, каждый из которых ни в чем перед ним, Гайдуком, не виноват. Более того: они делили окоп, укрывались одной шинелью, ели из одного котелка, и Кнут, всего лишь раз по служебной необходимости оказавшийся на передовой, тем не менее прекрасно понимал, что такое фронтовое братство.

И все-таки задал Павлу вопрос, который мучил его:

– Если они не придут? Или попытаются уйти другим способом?

– Тогда можете меня расстрелять, – пожал плечами Гайдук. – Потому что, если вы сегодня их таки возьмете, я сделаю все, как надо в таких случаях, а потом попрошу принести мне водки и напьюсь.

– Совесть все-таки мучает?

– Мучает, – согласился Павел. – Попробую забыться пьяным сном и, если не проснусь, – поверю