Империя отходит от края - Сергей Тамбовский

— Интересно… но у меня сейчас другая работа есть, это еще на год, не меньше…

— Слышал-слышал, по братьям Вайнерам что-то…

— Да, «Век милосердия»… может кому другому предложишь?

— Эльдар Санычу? Так это как бы не его тематика…

— Зачем Санычу, вон же сидит Миша Туманишвили, боевики это его страсть.

— Познакомите?

— Миша, иди сюда, тут с тобой пообщаться хотят…

И тут я вспомнил про этого Туманишвили — сын главрежа Большого театра, запомнился героическо-патриотическими картинами типа «Ответный ход» и «Одиночное плавание»… а чего, нормальный вариант. Последующие полчаса втирал Мише концепцию «Аннет», упирая на то, что там максимально подробно и точно должны быть переданы тренировки спецслужб и показаны разные образцы новейшего оружия, ну без лишних подробностей конечно, но чтоб мужики с горящими глазами на все на это смотрели. А для женщин приготовлена любовная линия безжалостной убийцы Аннет и нашего советского Джеймса Бонда, в результате которой она полностью перевербовывается в наши люди… а наш Бонд к примеру гибнет, спасая ее, тут все рыдать будут.

— Ну как тема? — спросил я у Туманишвили, окончательно иссякнув.

— А на роль Аннет ты кого приготовил?

— Да вот же она сидит, — показал я на Анюту, — девка огонь, владеет китайским боевым искусством, стреляет неплохо, — приврал я на всякий случай. — Ну а не понравится, всегда поменять можно.

— Ну а Джеймса Бонда кто по-твоему должен сыграть?

— Майор Пронин пусть он будет называться, да вот же он рядом с Анютой и сидит, Саша Абдулов, чего еще искать, от него же без ума все женское население СССР.

— Интересно… а съемки где проводить — у тебя же там полфильма в западной стране происходит?

— Ну известно где, в Риге или Таллине, а если денег дадут, можно например в ГДР съездить.

Туманишвили надолго задумался, потом позвал Абдулова. Ему я еще пересказал, то что два раза до этого говорил, язык уже замозолился. Абдулов тоже задумался.

— Ну хорошо, — подвел наконец итог Миша, — оставляй нам свои бумаги (я передал ему папочку с синопсисом фильма), а мы подумаем. А теперь давайте веселиться, не все же о делах.

ОК, веселиться так веселиться, я нашел чистые стаканы, выпили за гостеприимного хозяина. Абдулов опять пересел к Анюте. А общий разговор вышел в общем-то туда, куда он обычно выруливал при советских посиделках на кухнях — о кровавом режиме, цензуре и суровой доле советской интеллигенции, влачащей тяжкую судьбину. А вот если б оковы рухнули, темницы распахнулись бы, вот тогда бы мы ух… Не выдержал и вступил в диалог.

— Можно точку зрения наивного провинциала? — спросил я у Евстигнеева, как хозяина. Получив утвердительный ответ, продолжил:

— Друзья, как мне ни горько это говорить, но вы глубоко заблуждаетесь. И насчет цензуры, и насчет тяжкой доли, да и про рухнувшие оковы тоже мимо. Падение империй (а надеюсь, никто не будет спорить, что Советский Союз это империя) всегда сопровождалось массой катаклизмов, войн, насилия и разрухой. Римскую империю вспомните, сколько потом всю Европу колбасило, после того, как вандалы Рим сожгли? Османская империя опять же, не самое лучшее мироустройство там было, согласен, но если посмотреть, что началось там после Первой мировой, то лучше бы оставить, все как есть. Про Российскую империю после 17 года я уж даже и заикаться не буду, чудом ведь выжили, по краю прошли. Да и если отбросить идеологические мотивы, то, положа руку на сердце, Британская империя тоже была гораздо бОльшим благом для своих колоний, нежели то, что появилось на ее обломках… за редкими исключениями типа Индии, да. И цензура эта, она конечно зло, серьезное зло, давит, душит и не пускает, но это с одной стороны, давайте же и на другую сторону посмотрим. Цензура заставляет работать мысль творца в том направлении, чтобы сказать все, что он хотел, но так, чтобы никто не придрался. Притчи, фантасмагории, эзопов язык и все такое. Если же разрешить вообще все, лучше не будет, уверяю вас — посмотрите на Германию 20-х годов, ну и что там хорошего написали-нарисовали-сняли? Кроме Ремарка, Метрополиса да Носферату ничего на ум не приходит, да и это-то весьма специфическое искусство, очень на любителя. Так что на вашем месте я бы молился на существующий порядок вещей…

Собравшийся народ удивленно выслушал мои горячечные высказывания, но возражать как-то почти не стал… вяло что-то ответил Рязанов, вот и вся дискуссия. А через час примерно и расходиться начали, мы с Аней и Инной тоже подались домой — поселили нас в колхозно-командировочной гостинице рядом с ВДНХ… Ярославская она вроде называлась. Девочек всех вместе в один номер запихнули, а мы с Вовчиком попали к командировочным белорусам, прибывшим в столицу выбивать какие-то запчасти для чего-то железного, о чем они и разговаривали под водочку до полуночи, нам тоже предлагали, но мы уж не стали.

А наутро в Телецентре меня ждала неожиданная новость — прямо на пороге 3-й студии Гальперина сказала, что со мной хочет поговорить один очень большой начальник. Ну очень крупный, какой именно, не сказала. Так что бери ноги в руки и дуй на Старую площадь, вот тебе адрес, имя-отчество и телефон на всякий случай. Где эта площадь, хоть знаешь? — Ну наверно рядом с Новой, — нашелся я. — Не забудь, что у тебя сегодня еще встреча с Зайцевым, и после обеда Ященко подойдет. — Хорошо, не забуду, — ответил я и уехал в ЦК КПСС, да.

Искал я его недолго — метро Китай-город… ой… площадь Ногина, выход к памятнику героям Плевны (это где в 21 веке лица нетрадиционной ориентации тусуются) и немного назад. Серое здание, на входе надпись «Центральный Комитет Коммунистической Партии Советского Союза» (все слова с заглавных букв, даже комитет они так уважили), два часовых на входе, один военный, с красными петлицами, другой из органов, с голубыми, чтоб друг за другом приглядывали наверно. Постоял, посмотрел на них, тот, который военный, сказал — проходи, мальчик, чего встал? Я в ответ достал бумажку с телефоном и именем-отчеством, показал ему и сказал, что меня типа вызвали сюда. Постовой внимательно изучил бумажку, потом нажал на кнопку, одна половинка двери открылась. — Вперед и направо, там тебе все скажут.

Вперед и направо было бюро пропусков, там я сунул в окошко свой паспорт и сказал, что мне назначена аудиенция у… Евгения Владиленовича, да. В окошке изучили мой паспорт, сверили фото с оригиналом, потом выкинули на козырек пропуск с сизой печатью, на словах же сказали «вас проводят». Проводили, чо — вежливый молодой человек с сером (не черном хоть, и то ладно) костюме и в очках, принял меня под локоть и по очень хорошим коврам (не Хоросан наверно, но где-то близко) провел на второй этаж, по дороге пришлось показать пропуск аж три раза, таким же дежурным, что и на входе, армеец плюс гэбэшник. Подвели меня к двери с надписью (трам-та-да-дам три раза) «Михаил Сергеевич Горбачев», за дверью была приемная и еще три двери, тебе, сказал провожающий, к первому помощнику Михал Сергеича, вон туда, направо.

О вчерашнем моем спиче на пьянке у Евстигнеева не было сказано ни слова (хотя я этого несколько опасался — речи хоть и верноподданные были, но с небольшим люфтом куда не надо), а слова были сказаны довольно неожиданные и почти все приятные для меня, да. Если в двух словах, то Михал Сергеич, молодой и прогрессивный член Политбюро из Ставрополя, увидел мое выступление по ТВ, и оно ему очень понравилось. Далее он дал задание специально обученным людям отследить, что это за чел и чем еще отмечен, и специально обученные люди выполнили его приказание, отследив все, начиная с организации ТСЖ в доме № 18 по проспекту Кирова, отдельной похвалы я удостоился за попытку реформировать учебный процесс в политехе, персональный компьютер с мобильником тоже не остались незамеченными, но более всего Михал Сергеичу понравились мои жизнерадостные песни. Короче так, Сорокалет, товарищ Горбачев приглашает тебя в свою команду, где будут собраны самые перспективные и подающие люди нашей страны. Кроме тебя, если это интересно, приглашения уже получили такие товарищи, как Давид Тухманов, Вячеслав Фетисов и Владимир Ященко. Если предложение для тебя интересно (бляяя, во оборот — ну как мне может быть неинтересно предложение высшего руководства страны), то через… (он посмотрел на часы)… через 15 минут Михаил Сергеич освободится и ты можешь пообщаться с ним напрямую. Не больше 5 минут… максимум 7, регламент.