Невероятное паломничество Гарольда Фрая - Рейчел Джойс

— Но ведь Рич предупреждал, — возразила Кейт, — вам вовсе не обязательно их пить. Как только вас сфотографировали, можно сразу выбросить бутылку…

Гарольд грустно улыбнулся.

— Я так не могу: подержать бутылку, открыть ее и не выпить. Я же послевоенный ребенок, Кейт. Мы не кичимся своими достижениями и никогда ничего не выбрасываем. Так уж нас воспитали.

Кейт раскрыла объятия и заключила Гарольда в их потные тиски.

Гарольду хотелось обнять ее в ответ, но он лишь беспомощно стоял, как столб, размышляя о том, что это, пожалуй, тоже симптом его поколения. Глядя на окружающих в майках и шортах, он невольно задавался вопросом, не слишком ли не к месту его костюм.

— Что вас беспокоит? — спросила Кейт. — Вы все время норовите куда-то исчезнуть…

Гарольд выпрямился.

— Мне не дает покоя мысль, что все это неправильно. Весь этот шум… И суета. Я очень благодарен всем за их вклад, но я перестал понимать, как это может помочь Куини. Вчера мы прошли всего шесть миль, а позавчера только семь. Я подумываю о том, чтобы уйти…

Кейт обернулась к нему так резко, словно получила удар в челюсть.

— Уйти?

— Снова пуститься в путь.

— Без нас? — переспросила она, в ужасе глядя на Гарольда. — Так нельзя. Не бросайте нас! Хотя бы сейчас!

Гарольд кивнул.

— Обещайте!

Кейт схватила его за руку. В солнечном луче блеснуло ее обручальное кольцо.

— Никуда я от вас не денусь.

Они шли рядышком и молчали. Гарольд пожалел, что поделился с ней своими сомнениями. У Кейт, очевидно, и без них голова пухла.

Но, несмотря на обещание, Гарольд не мог избавиться от беспокойства. Иногда ходьба давалась отряду легко, но из-за болезней, травм и общественной шумихи потребовалось почти две недели, чтобы преодолеть шестьдесят миль; они еще даже не добрались до Дарлингтона. Гарольд представил себе, как Морин рассматривает его снимки в газетах, и устыдился. Он понятия не имел, что она о нем думает, и не принимает ли, случаем, за дурака.

Однажды вечером, когда последователи и сочувствующие достали гитары и принялись петь у костра, Гарольд потихоньку взял свой рюкзак и улизнул. В черном ясном небе пульсировали звезды, а луна снова шла на убыль. Гарольду вспомнилась та ночь, когда он спал в амбаре неподалеку от Страуда. Всем здесь было невдомек, зачем все-таки он идет к Куини; они лишь притворялись, что понимают. Думали, что это обычная любовная история, или чудо, или высокопарный жест, или даже простое бахвальство — и все они заблуждались. Расхождение между его собственным знанием и домыслами других пугало Гарольда. Он еще раз оглянулся на оставшийся позади лагерь, и ему подумалось, что среди них он так и остался чужаком. Жаркое пламя костра озаряло мрак. До Гарольда доносились голоса и смех посторонних ему людей.

Он снова тронется в путь — и ничто ему не помеха. Да, он дал обещание Кейт, но его верность Куини все же важнее. В конце концов, у него есть все необходимое — тапочки, компас, подарки… А маршрут можно выбирать непрямой, пожалуй, лучше через холмы, чтобы и вовсе ни с кем не встречаться. Ноги сами уводили Гарольда все дальше, и сердце его радостно билось. Он опять будет идти ночами, встречать рассветы… Через несколько недель он уже доберется до Берика.

А затем до него долетел оклик Кейт, пронзительный в ночном воздухе, а следом — лай собаки у ее ног. Во тьме послышались и другие голоса, частью знакомые, а частью нет. Все выкрикивали имя Гарольда. Его связь с этими людьми была несравненно слабее его преданности Куини, но они явно не заслуживали, чтобы он покинул их без всяких объяснений. Гарольд медленно повернул обратно.

Он вступил в неяркий круг костра, и из темноты тут же возник Рич. Заметив Гарольда, он кинулся к нему и сгреб старика в объятия.

— А мы уж испугались, что вы ушли!

Рич говорил с запинками — возможно, от опьянения. По крайней мере, от него явно пахло спиртным. Он цеплялся за Гарольда с такой силой, что тот пошатнулся и едва не упал.

— Стоять! — засмеялся Рич.

Побратавшись с Ричем таким, пусть и немного неустойчивым, образом, Гарольд вдруг почувствовал, что у него сперло дыхание, как будто в этих объятиях ему перекрыли воздух.

На следующий день в газетах появился снимок под заголовком: «Продержится ли Гарольд Фрай до конца?» Его засняли в тот момент, когда он обвис на руках у Рича.

Морин поняла, что больше так продолжаться не может. Рексу она, вопреки совету Дэвида, призналась, что собирается навестить Гарольда. Она говорила с мужем по телефону — по его прикидкам, назавтра после полудня отряд должен войти в Дарлингтон. Морин понимала, что исправлять прошлое уже поздно, но ей хотелось предпринять последнюю отчаянную попытку убедить Гарольда вернуться домой.

Едва рассвело, она схватила со столика в прихожей ключи от машины и сунула в сумочку помаду кораллового оттенка. Однако, запирая входную дверь, Морин с удивлением услышала оклик Рекса. Сосед в панаме и солнечных очках стискивал в руке брошюру с картами автодорог Британии.

— Я подумал, вам понадобится кто-нибудь, чтобы указывать дорогу, — сказал он. — По атласу я посмотрел — ближе к вечеру мы наверняка туда доберемся.

Мимо мелькали придорожные знаки, но Морин их едва замечала. Время от времени она обращалась к Рексу, понимая при этом, что оба они не вникают в смысл ее речей; слова были лишь вершиной огромного айсберга, сложенного из ее опасений. Вдруг Гарольд не захочет видеться с нею? Что, если вокруг него будет куча народу?

— А вдруг, Рекс, вы все же ошиблись? — спрашивала она. — Предположим, он все-таки влюблен в Куини? Может, мне лучше написать ему? Что скажете? Мне кажется, я лучше бы изложила это в письме…

Рекс не ответил, и она обернулась, заметив с тревогой, какой изможденный у него вид.

— С вами все нормально?

Он кивнул принужденно, словно боялся лишний раз шевельнуться.

— Вы уже обогнали автобус и три грузовика с прицепами, — вымолвил Рекс. — А дорога здесь однополосная…

И добавил, что счел за лучшее для себя помалкивать и тихонько глядеть в окно.

Отыскать Гарольда и остальных паломников оказалось несложно: на пешеходной рыночной площади организовали фотосессию для туристического управления. Морин подошла к кучке зевак. Высокий человек отдавал распоряжения фотографам, некто в костюме гориллы еле держался на ногах и, кажется, жаждал присесть, тучная женщина жевала сандвич, а рядом вертелся жуликоватого вида юнец. Увидев Гарольда чужими глазами, Морин почувствовала себя совершенно обезоруженной. Его, конечно, показывали в местных новостях, и она привезла в сумочке газетные вырезки о нем, но все же Морин оказалась абсолютно не готова воспринимать мужа «в реальной жизни», как выражался Дэвид. Нет, Гарольд не сделался ни выше, ни шире в плечах, но при взгляде на этого видавшего виды пирата с выдубленной солнцем кожей и гривой волнистых волос Морин ощутила себя какой-то одномерной и донельзя слабой. Ее бросило в трепет от его лапидарной жизнестойкости, словно Гарольд наконец-то стал таким мужчиной, каким ему и следовало быть. Его футболка была сплошь заляпана и обтрепана у горловины. Тапочки для парусного спорта утратили цвет, сквозь их кожу четко проступали контуры ступней. Заметив Морин, Гарольд в замешательстве остановился, потом сказал что-то высокому человеку и отделился от группы.