Дyxless 21 века. Селфи - Сергей Минаев

– Убийство – это тяжкий грех, Володя.

Закрываю лицо руками. Начинаю бубнить в ладони. Каждое слово стоит диких усилий:

– Я ей звонил, а телефон все время был вне зоны доступа. А потом «абонент сменил номер» и все такое. Я, конечно, человек глупый, но не до такой степени, чтобы поверить в серию нелепых совпадений. Сначала бесился, потом запивал. – Поднимаю глаза, Макс расплывается в одно большое фиолетовое пятно, и я слышу свой голос гулким эхом, будто говорю из подвала, тогда как на самом деле практически кричу. – Потом просто выключил ее из головы. Знаешь, я за это время ловко научился исключать неприятные моменты из мыслительного процесса. Когда невозможно исправить, лучше забыть. Тупо не помню. Это не со мной было. Все, что было до той ночи в «Мариотте», было не со мной, врубаешься?

– Прекрати истерику. Это у него нет истории, а у тебя есть!

– Макс, дружище, нахер мне теперь такая история?!

– Помнишь, ты как-то ко мне сюда заехал, до того как все это началось? Мы еще за смысл жизни с тобой терли.

– Ну… так, – отвечаю уклончиво, хотя отлично все помню.

– Ты говорил что-то вроде «ходил бы за мной кто-то с камерой и записывал, а я бы посмотрел на себя со стороны».

– Посмотрел, блин…

– И вот этот кто-то за тобой и пришел. Мысль материальна, Вова.

– Это ты к тому, что мне теперь нужно усиленно думать, чтобы его случайно машина сбила?

– Это я к тому, что ты снова стоишь у камня. На развилке.

– Только в этот раз указатели развилок совсем стремные. Коня и себя я уже потерял. Осталось только голову потерять.

– Без сомнения, лучше всего было бы этого парня потерять. Грохнуть. Натурально замочить.

– Максим Борисович, что это у вас за нотки из девяностых? А как же «тяжкий грех»?

– Он бес. Его можно. Жалко, людей, которые могли бы исполнить, у меня не осталось. А искать по знакомым стремно. Не машину же покупаешь. Да и дорого. Если человека правильного нанимать.

– Ты предлагаешь самим?! – в ужасе переспрашиваю я.

– Самим – затея бессмысленная. Я предлагаю бить его поэтапно.

– Это как?

– Он же не все изучил. Невозможно все про тебя изучить. И не всех забрал.

– Ты сейчас кого конкретно имеешь в виду? – осторожно уточняю я.

– Таньку. Жену вашу бывшую, Владимир Сергеевич. Которая, насколько я помню, дружит с женой твоего издателя. Сначала вернем писателя Богданова, а потом телеведущего.

– Макс, ты сбрендил? Ты как себе это представляешь?

– Я себе легко это представляю! – Он выходит из комнаты, возвращается с бутылкой воды. – Приедешь, расскажешь все как есть. Я готов свидетельствовать. Еще лучше – вытащим ее на встречу с читателями, как меня. Он же еще будет их проводить? Дальше крутим жену издателя, встречаемся с мужем. К тому времени в отношениях твоего двойника с издателем столько косяков обнаружится, что вскрыть его – дело техники. Копировать тебя он научился, а вот писать книги, даже такие говенные, как твои, – это вряд ли.

– Я попросил бы…

– Издателя попросишь. – Макс закрывает глаза и делает первый глоток.

– Знаешь, из-за чего Двойник сегодня впервые вышел из себя?

Макс отрицательно качает головой, внимательно глядя мне в глаза.

– Я его «Васей» называл.

– А почему Васей-то?

– Я спросил, как его на самом деле зовут. Он не ответил. Тогда я решил назвать его сам. Как собаку.

– Понятно. – Макс разворачивает шоколадную плитку, надкусывает. – То есть мы имеем помешавшегося на тебе человека, страдающего, как следствие, от отсутствия самоидентификации и литературного признания. Ну и по мелочи – убийцу.

– Ты же как-то обвинял меня в том, что я умею претворять в жизнь только старые пошлые анекдоты, – хмыкаю я. – Вот тебе новый.

– Я говорил про анекдоты, а не про триллеры с маньяками. Короче говоря, книгу ты ему верни, когда мы с издателем договоримся. Он рукопись принесет, а там мы очную ставку забабахаем.

– Макс, я не уверен, что Таня согласится во всем этом участвовать.

– У тебя есть другие варианты? Прояви фантазию. Я не знаю… Намекни на восстановление отношений, туда-сюда.

– Макс, ты понимаешь, о чем говоришь?! В какую нелепую ситуацию ты меня загоняешь!

– Нет, ну вы посмотрите на эту девственницу! – Он хлопает себя ладонями по коленям. – Нелепая ситуация, Вова, – это когда человек, похожий на тебя, ведет твою программу, живет с твоей женщиной и выдает себя за автора твоих книг. Кстати про Оксану. Она – наша единственная страховка. Именно из-за нее он к Таньке не суется. Он бы попытался еще и в семью твою влезть, но Оксана быстренько устроит ему сеанс магии с последующим разоблачением!

– Макс, я не верю в эту историю. Я не смогу… я так не сыграю…

– А ты смоги, Вовка, смоги. У тебя вариантов нет. Сыграй, как в телевизоре играл. Осталось последнее шоу, в котором ты должен сыграть так, чтобы поверил единственный зритель.

– А если… если у меня не получится?

– Тогда, дружище, ты нашел свое истинное предназначение, – заметно раздражается он, – столы в баре протирать. А все эти книги и телепрограммы – это в самом деле не твое. Это просто рядом, на дороге валялось, а он подобрал.

– Кажется, я сейчас с ума сойду, – обхватываю я голову руками.

– Да, в образе психа ты выглядишь убедительней. – Макс достает из кармана пустую сигаретную пачку, сминает ее и аккуратно кладет на стол. – Ты уж определись, кто ты: псих или ничтожество!

Две вещи способны убить меня с утра: звонок соседей, сообщающих о том, что я их залил, и песня «Мой друг художник и поэт».

Сегодняшнее утро началось именно с нее. Она доносилась из припаркованной неподалеку от бара машины то громче, то тише. Самое отвратительное было даже не в самой песне, а в том, что какой-то мудила ей подпевал.

Стоило бы выйти. Разнести магнитолу, разнести машину, наконец, разнести того, кто подпевает. От акта злостного хулиганства с возможным нанесением легких телесных повреждений меня останавливала только репетиция.

Вот уже битый час я репетировал диалог с бывшей женой. Стоял перед зеркалом и изображал наш разговор. Не то чтобы я пытался режиссировать все возможные сценарии, скорее настраивался. Уговаривал себя, что смогу это сделать.

План «А» состоял в том, чтобы рассказать свою историю, не оказавшись на пятой минуте как минимум за порогом квартиры. Или как максимум в ближайшей ментовке. Главным аргументом, доказывающим существование Двойника, предлагалось свидетельство Макса. Аргумент «убийственный», что-то из разряда «я вчера не пил, лучший друг докажет». При общении с женами, тем более бывшими, такие свидетельства не канают.