Пси-ON. Книга I - Евгений Нетт

из катализаторов, провоцирующих у Ксении отчётливую волну неприязни, ненависти и гнева. — Есть пара минут? Нужно поговорить.

— Если только пара минут. — Я уже примерно представлял себе, что будет им сказано, но всё равно согласился и решил проверить свои предположения. Потому-то мы и отошли спокойно в один из пустующих коридоров, где студенты если и ходили, то совсем нечасто и исключительно по утрам.

— Для начала я представлюсь: Виктор Оржевский, наследник Оржевских, студент и псион первого ранга квалификации. И я бы хотел обсудить весьма… щекотливую тему. — Потому-то он и оградил нас от окружающего мира безвоздушной прослойкой, не пропускающей звуки. — Я ведь не ошибусь, если предположу, что именно ты спровоцировал это возмездие за «травлю»?

— Говоришь так, словно это была не травля, а клоунские игрища. — Я прищурился, заставив собеседника совсем чуть-чуть, но отпрянуть. А ещё испытать некий спектр не самых позитивных эмоций, часть которых была направлена, конечно же, на меня. Всё-таки хорошо быть менталом там, где о твоих способностях пока мало кто знает: читаешь людей, словно книги, а они этого даже не видят.

— Я не отрицаю серьёзности того, что уже произошло. Но всё равно приношу свои извинения и предлагаю… откуп. — Парень поджал губы, посмотрев на меня крайне серьёзным взглядом. — Мою причастность пока не установили, но непременно установят уже в ближайшие часы. И если ты сможешь договориться с Алексеевой о том, чтобы она сказала слово в мою пользу, то награда не заставит себя ждать.

Я смотрел на студента перед собой, и… не видел в том человека. Мне не была известна ни степень его вины, ни отношение Ксении именно к нему, но я улавливал отголоски эмоций. Страх? Даже излишне сильный. Презрение? Этого добра у него было навалом. Отчаяние? И оно нашлось.

Раскаяние? Ублюдок даже не знал, что это такое, но очень умело изображал соответствующие эмоции чисто физически. Речь, мимика, жесты — всё это могло обвести вокруг пальца Ксению, следователей, преподавателей… но не меня, и не любого другого телепата.

— Меньше всего я хочу, чтобы кто-то из преступивших закон избежал правосудия. — Не из принципов, а потому, что в данном случае преступление было направлено против человека, который мне уже был небезразличен. — Но я передам твоё предложение. Это всё?

— Сумма. — Сухо бросил глядящий на меня исподлобья парень, протянув мне сложенный вдвое листок бумаги. Я даже не стал его разворачивать, просто сунув записку в карман. — С таким подходом легко тебе не будет…

— Прямолинейность нынче не в почёте, это правда. Но изворотливость, лицедейство и ложь тоже мало кого привлекают, уж поверь. — Я развернулся и пошёл прочь, напоследок махнув носителю звучной фамилии рукой. Уверен, что Ксения даже пальчиком не пошевелит для его спасения, если, конечно, не будет предложено что-то действительно серьёзное. Принципы и обиды — это принципы и обиды, но в своём нынешнем положении девушке финансы бы точно не помешали. Пусть даже ради этого потребуется помочь обидчику избежать наказания или просто его смягчить…

— Иначе в нашем обществе не выжить, «чистюля». И если бы ты знал, скольких врагов нажил за последние дни, то не вёл бы себя столь самоуверенно!

… Но одно я могу гарантировать точно: от меня Ксения не услышит ни единого слова в защиту этого пронырливого и желающего откупиться индивидуума. Потому что существуют в жизни границы, переступив которые уже не стоит надеяться на понимание, сочувствие или помощь. Не факт, что Оржевский эти границы переступил, но я мог позволить себе быть категоричным в своих суждениях.

— Уж поверь, я прекрасно это себе представляю…

Невиновен только тот, кто ничего о травле не знал. Остальные — под вопросом, ибо уж сообщить о происходящем куда надо мог любой, и при том абсолютно анонимно. А участников я бы с большим удовольствием считал не более, чем зверьми, от которых нужно как можно быстрее избавляться: бешенство, оно ведь заразно. Жестоко? Конечно же! Просто иначе до подобных существ не достучаться, и не заставить их прятать свою сущность под овечьей шкурой, не мешая окружающим. Ведь уничтожить всех под корень не представлялось возможным: слишком уж их много, а я отнюдь не Император.

Вот и оставалось мне составлять список, внося в него всех неугодных, и по возможности карать. Своими или чужими руками — не суть важно.

Терпеть тех, против кого скалилось моё же нутро я не собирался…

Глава 20

Самый обычный вечер

— Ксения. — Я моментально и безошибочно, — что было не очень-то сложно, — высмотрел головку девушки среди множества других заседающих в библиотеке студентов, нависнув над её пустующим столом. — Извини за опоздание, последнее занятие несколько затянулось.

— О чём рассказывали? — Как бы невзначай поинтересовалась девушка, откладывая в сторону изучаемую книгу.

— Пробойщики и то, как им противостоять. Неприятное открытие, но адаптироваться можно. — Я устроился напротив, ловким движением выудив из сумки книгу по этикету и поведению в высоком обществе. — Рад, что тебе не пришлось тратить время зазря.

— О, ты даже не представляешь, насколько, Артур. — Ксения поправила выбившийся из причёски локон белоснежных волос, который, впрочем, тут же вернулся на своё «законное» место. — Ко мне за весь день подошло пятеро человек, и из них двое — здесь, в библиотеке.

— Дай угадаю: хотели, чтобы ты выгородила их перед следствием? — Девушка кивнула. — Ко мне тоже один подходил. Предлагал тебе деньги, сумму я, если честно, не проверял.

Бумажка перекочевала из рук в руки, и девушка, выгнув бровь, бросила:

— И кто?..

— Виктор Оржевский. Неприятный, ни разу не раскаивающийся лицедей. И в последнем он, на мой скромный взгляд, неплох. — Я неспроста говорил о том, что он мог обвести вокруг пальца любого не-телепата. А если бы умел полноценно закрываться…

В будущем он может стать достаточно опасным во всех смыслах человеком.

— Я его знаю. Хотя лучше бы и не знала никогда. — Ксения нахмурилась, а я начал улавливать направленное на обсуждаемый объект презрение. — Но предлагает он немало. Даже очень немало, учитывая то, что он почти ничего и не делал. А что ты думаешь насчёт… этого?

— Здесь я тебе не советчик, Ксения. — Потому что нельзя проецировать свой характер