Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена - Рейд Митенбюлер

дедушкой и бабушкой, в дружеском родственном кругу.

Фройхен решил, что лучший способ справиться с горем – отдаться на волю неуёмной жажде странствий, отправиться в экспедицию, в которую они с Навараной собирались вместе. Ему нужно было отвлечься, оживить себя испытаниями – а когда путешествие закончится, он вернётся к детям. Может, он и пожалеет о своём решении (об этом он не особенно думал), но если не поедет – тоже наверняка пожалеет об этом. Пуститься в странствие – был старый инуитский способ пережить горе. Фройхен так и объяснил своё решение в письме родителям: «Тем хотя бы я могу утешиться, что часто утешает эскимосов: уйти далеко-далеко и забыть свои печали».

Часть четвёртая

Уйду я далёко, далёко,

Уйду за крутые холмы,

Уйду я, где птицы вьют гнёзда,

Я в дальние дали уйду.

Инуитское стихотворение, записанное и переведённое участниками пятой Тулевской экспедиции, 1921–1924

25. «Хороших людей я по глазам вижу»

Вначале Фройхен был невысокого мнения о команде учёных, собравшихся в пятую Тулевскую экспедицию. Они все были знатоки в своих областях – однако далеко не крепкие молодцы, которых обычно набирают в трудные путешествия. Они и пятидесяти килограммов не могли поднять, не заохав, как старушка, а на их обращение с молотком и вовсе было больно смотреть: они то и дело попадали себе по пальцу и громко ругались. Однако, несмотря на то что координации и выдержки им недоставало, все они горели экспедицией.

Неопытность учёных в конце концов оказалась Фройхену на руку. Переживая смерть Навараны, он был только рад отвлечься от тоски, нагрузив себя работой, и грандиозная задача научить кабинетных учёных выживанию в Арктике пришлась очень кстати. Некоторые никогда прежде не были на Севере и явились сюда без всякой подготовки: так что работа Фройхену была обеспечена. Кроме Расмуссена, главы экспедиции и её ведущего этнографа, и самого Фройхена, который выполнял роль главного картографа и зоолога, в экспедицию вошли профессор Кай Биркет-Смит, этнограф; профессор Теркель Матиассен, археолог, картограф и географ; Хельге Бангстед, научный ассистент; и Лео Хансен, кинооператор, который участвовал в экспедиции только в последний год[15]. Из инуитов в экспедиции участвовали Иггианнгуак, который вскоре умер от гриппа, и его жена Арнарулуннгуак; Аркиок с женой Арнаннгуак; Насаатсорлуарсук с женой Акатсак и, наконец, юноша по имени Метек. Все они служили охотниками, каюрами и швеями.

Некоторые учёные тоже сначала косо посматривали на Фройхена. Их чуть удар не хватил, когда они увидели, как он «моет посуду», давая собакам вылизать котелок. «Учёным мужам, только что из университета, трудно бывает ужиться с парнями вроде меня», – писал Фройхен. Это, однако, было позёрством с его стороны. Фройхен любил рисовать себя эдаким «дикарём», живущим в единении с природой, но на самом деле не слишком отличался от своих новых знакомых. Вырос он, как и они, в комфорте среднего класса, учился в университете и вообще был человеком высокой культуры, хотя и не любил выставлять это напоказ. Фройхен не притворялся глупее, чем был: он только выстроил себе публичный образ простого, «сермяжного» человека, который очень нравился слушателям его лекций, а в дальнейшем понравится и читателям книг. Подобная перформативность досталась ему от юношеского увлечения театром.

Ни Кай Биркет-Смит, ни Теркель Матиассен этого о Фройхене не знали – во всяком случае, поначалу. Биркет-Смит, которого многие коллеги считали надменным человеком без чувства юмора, видел во Фройхене позор научного сообщества. Он в ужас приходил, читая неряшливые полевые отчёты Фройхена: они больше походили на школьные альбомы и уж точно не были достойны учёного. На их страницах среди фактов и статистических данных нет-нет да и попадались шутки, советы коллегам, раздавленные насекомые и вырезки из газеты, включая рекламу карнавала: «АСТА и РОЗА – вместе весят 333 килограмма! Самые крепкие, самые красивые великанши на свете!» Фройхен в ответ дразнил Биркет-Смита и Матиассена занудами и уверял коллег, что они со своим сухим и буквальным подходом выплеснут вместе с водой ребёнка. Следующее поколение антропологов согласится с Фройхеном. «Из сегодняшнего дня отчёты Фройхена выглядят блестяще», – пишет в научной статье в 1997 году признанный антрополог Эдмунд С. Карпентер. О работе Биркет-Смита и Матиассена он отзывается куда более сдержанно: «Они показали себя профессионалами, но не более того. Матиассен видел великое там, где видеть было нечего. Биркет-Смит ошибался там, где Фройхен, с его прикладным опытом и скромностью, никогда бы не ошибся». Заканчивает Карпентер сомнительным комплиментом в адрес учёного сообщества, указывая, что «Биркет-Смит и Матиассен возвысились в научных кругах».

Пятая Тулевская экспедиция была одним из последних предприятий такого масштаба, где не использовалась радиосвязь. Участники экспедиции остались один на один с природой, забыв о существовании внешнего мира и полагаясь только на себя. Отсутствие связи им было на руку: ведь они отправились в путешествие по Арктике, собираясь полностью погрузиться в культуру её коренных народов и документировать их образ жизни. У большинства коренных народов история, традиции и легенды передавались из уст в уста, и письменных памятников у них почти не было. Устная традиция длилась веками, никуда не исчезла и по сей день – однако вещи, особенно подверженные забвению, теряются во времени: чаще всего это каждодневные бытовые мелочи. Их-то Расмуссен и хотел зафиксировать на бумаге. В некоторых племенах, где собирались жить учёные, никогда не видели бумаги, включая Уткухиксалингмиут: эти инуиты жили в дельте и низовьях Грейт-Фиш-Ривер неподалёку от Гудзонова залива. Увидев, как Расмуссен строчит в своём дневнике, они спросили, не кожа ли какого-то животного у него в руках. Расмуссен ответил, зачитав свои записи, слово в слово повторяя, что они ему сказали. Тогда инуиты стали хвалить существо, из которого делалась эта «бумага», за отличную память.

Путешественники прибыли в Канаду, войдя в Гудзонов пролив на корабле под названием «Сёкоген». Они знали примерно, где находятся, но небо закрывали низкие чёрные тучи, и навигатор Фройхен не мог определить их точное местоположение ни по солнцу, ни по звёздам. Он знал только, что они где-то севернее острова Саутгемптон, у входа в Гудзонов залив. (Саутгемптон был скудно заселён, хотя размерами превосходил Швейцарию.) В конце концов путешественники разбили лагерь на безымянном островке, который окрестили остров Датский: это было удобное место, потому что там водилось много живности. В заранее выстроенной хижине, которую они привезли с собой, было тепло, но неожиданно шумно: снаружи свирепствовал сильный ветер, частое явление в этих краях. Потому они и назвали