Земля перестанет вращаться - Ольга Володарская

— А ты перестала — и?

— Затухла. Во мне давным-давно пропала страсть. Ко всему. Я просто существую. По возможности комфортно. И не хочу вновь запылать. Боюсь, не справлюсь с пожаром…

— Но кто-то убивает людей, подобно тебе.

— Это не я. Остальное не важно.

* * *

Она помнила своего первого…

Имя — нет. Внешность тоже. Запах.

Он пах бензином. И немного травой.

Клавдия ехала с дачи в город, увидела мужчину, голосующего на обочине. Притормозила. Он попросил подбросить его. Сказал, что его машина сломалась, когда ее не удалось завести, он бросил ее и пошел на трассу, потому что нужно срочно попасть в Москву. Но его никто не хотел брать, и он сидел на обочине около часа. Запахи доказывали правдивость его слов…

Бензин и трава.

Оказалось, Клава как владелица дорогой машины стала потенциальной жертвой угонщика. Но поскольку она была еще и привлекательной женщиной, он решил не только завладеть авто, но и отыметь рассекающую на нем богатую сучку. Не на ту напал. Клавдия была сильной. Иногда, будучи под хмельком, она ввязывалась в стихийные соревнования по армрестлингу и побеждала многих мужчин. Тот, кто на нее напал, оказался слабаком. Она легко его скрутила. Пока думала, в милицию везти или просто выбросить из машины, он освободился и вытащил из кармана нож. Хорошо, что Клава вовремя заметила и смогла увернуться. Лезвие только поцарапало ее да платье разрезало. Но к своей бархатной коже и одежде Петровская относилась трепетно. Поэтому вышла из себя, накинула на шею мужичка ремень безопасности, затянула и держала его в своих сильных руках до тех пор, пока жертва не испустила дух.

На то, чтобы убить человека, потребовалось секунд тридцать… Да сигарету куришь дольше!

Выпихнув труп из машины, Клавдия продолжила путь. Никаких угрызений совести она не испытывала. Страха тоже. Убила и забыла…

До поры.

Вторым стал ее любовник Эрнест. Он был писателем, фанател от Хемингуэя, поэтому всем назывался его именем. А также носил бороду и свитер грубой вязки. Курил трубку и проповедовал идеи коммунизма. Во всем подражал своему кумиру, кроме творчества. Писал Эрнест тонко и как-то по-девичьи. Его повести были похожи на дневники девственниц. Из-за этого печатался только в журналах. Клава полюбила его именно за тонкую душу. Брутальная внешность шла дополнением к ней. Она строила планы на будущее с ним. И оно виделось радужным. То, что Эрнест женат, оказалось для нее сюрпризом. Он сообщил ей об этом, когда спонтанно нагрянул в гости. Клава находилась на даче. Одна. Они выпили, позанимались сексом, он размяк и… Проболтался. Не думал, что Клава примет это настолько близко к сердцу. Впрочем, он так об этом и не узнал. Уснул через несколько минут. Клавдия смотрела на его лицо, еще час назад казавшееся ей красивым, и представляла, как по нему будут ползать черви. Не до конца понимая, что делает, она сходила за веревкой. Вернувшись, связала руки Эрнеста, примотала их к спинке кровати. Он что-то пробормотал сквозь сон. Хотел повернуться на живот, но Клава удержала ласками. Она целовала Эрнеста, когда затягивала на его шее петлю. Когда веревка впилась ему в шею, мужчина проснулся. Попытался вырваться. Хорошо, что Клавдия предусмотрительно связала ему руки…

Эрнест умер еще скорее, чем угонщик. И это немного расстроило. Клава не прочувствовала момента. Зато намучилась после, когда стаскивала девяностокилограммовое тело в подвал и спихивала в яму, которую вырыли для отдельного погреба — винного, но так и не благоустроили. Закапывать не стала. Хотелось посмотреть, как черви ползают по лицу. Но его обглодали крысы, пока Клавдия спала. Зрелище изъеденного ими лица ее удовлетворило, и она засыпала труп землей.

Вскоре у Эрнеста появился сосед. Затем еще пара. Чтобы никто не почувствовал запаха разлагающейся плоти, яму закрыла листом железа. Сверху накладывала только нарубленных бревен. Еще и сушеную лаванду по подвалу развешивала. Но первое время все равно подванивало. Поэтому Петровская перестала хоронить покойников в подвальной яме.

Клавдия не вела счет своим жертвам. И не запоминала всех, только избранных. Например, виолончелиста Залесского. Он был некрасив, но невероятно талантлив. А как сексуален во время игры на инструменте! Казалось, он извлекает стоны наслаждения не из куска дерева, снабженного струнами, а из женщины. Клавдия боготворила Залесского. И прощала ему многое: нечистоплотность (он мог не менять носки неделями), половую слабость, страсть к чесноку и как следствие дурной запах изо рта, пьянство. Но с изменами мириться была не готова. Клава закрыла глаза на то, что Залесский ублажил орально председательницу профкома, от нее зависел выезд виолончелиста за рубеж, но шашни с Ларисой Казаковой простить не могла. Убила она Залесского красиво. Задушила не чем-нибудь, а струной. А это непросто! Она неподатливая, жесткая, без перчаток ее не удержишь. Еще струна режет кожу до крови, а Клава ее не то чтобы боялась, кровь вызывала у нее омерзение. Поэтому собственные месячные она едва переносила. Подумывала о том, чтобы удалить матку, но опасалась, что не сможет без нее получать удовольствие от секса. Поэтому просто ждала климакса.

Она и не знала тогда, что с ним придет спокойствие. Хотя, возможно, не только в гормонах было дело. Еще и в сестре…

Ох уж эта Лариса Казакова!

Никто так не бесил Клавдию, как она. Эта девочка-девушка-женщина была сущим наказанием. Лара так откровенно завидовала, что ее эмоции становились осязаемыми. Клава затылком чувствовала взгляд сестры. И передергивалась, как будто по ее шее водили перышком, а она не могла терпеть щекотку. Но не зря говорят, что человек ко всему привыкает. Со временем Клавдия свыклась с Ларисой. Живут же люди с диабетом. Или псориазом. Переносят стужу в минус пятьдесят или удушающую жару. Терпят нашествие мошки и саранчи. Переживают наводнения, ставя дома на сваи. Лара была как псориаз, стужа, саранча. До той поры, пока не стала наводнением… Она омыла сестру своей любовью. Это казалось странным и даже страшным, но лишь поначалу. Пришел момент, когда Клава поняла, что никто к ней так не относился. Ни отец, ни муж, ни сын. Да, они тоже ее любили, но не так безоглядно, как Лара.

Потом не стало мужа, сына, отца…

Только сестра. И Клавдия готова была позволить наводнению унести себя, но… Оказалось, что именно Лариса подожгла дом, в котором погиб ее мальчик. Она проболталась, когда женщины лежали в постели. Они целовались. Впервые в жизни не как родственники, а как любовницы. Лариса долго мечтала об этом. Так долго, что забыла счет годам. И когда наступил момент, она, вместо того чтобы воспользоваться им, покаялась. Потому что не могла начинать отношения, не облегчив душу. Не о сексе… точнее, не только о нем Лара грезила. Ей хотелось быть с Клавдией. До самого конца. Теперь им ничего не мешало. Ни мужей, ни любовников… Бывших Клавдия поубивала, а новых не стремилась искать. После очередного аборта у нее во влагалище начался воспалительный процесс. Проникновение вызывало у нее как минимум дискомфорт. Поэтому хотелось только ласки. А кто даст ее, если не женщина? Тем более любящая.