Тень ночи - Дебора Харкнесс

– Манжасан способен читать по крови с такой же легкостью, как я читаю по ее плоти. – Шампье бесцеремонно закатал мне рукав, порвав при этом тонкий шнурок, на котором держалась манжета. – Видите? Кто-то угощался ее кровью. Я не единственный, кто хотел бы побольше узнать об этой английской ведьме.

Филипп наклонился к моему оголенному локтю. Воздух, выдыхаемый им, был не теплым, а холодным. У меня тревожно стучало в висках. Что Филипп задумал? Почему он не одергивает лионского ведьмака?

– След от раны весьма давний. Мадам Ройдон никак не могла получить эту рану здесь. Говорю вам: в Сен-Люсьене она находится всего неделю.

Думать. Оставаться в живых. Я мысленно повторяла вчерашние наставления Филиппа.

– Мадам Ройдон что-то скрывает от меня, равно как и от вас. Я должен сообщить об этом Конгрегации. Это мой долг, сир. – Шампье выразительно посмотрел на Филиппа.

– Разумеется, – торопливо произнес Филипп. – Я бы не посмел становиться между вами и вашим долгом. Я могу оказать вам какую-то помощь?

– Буду признателен, если вы крепко подержите ее, не давая вырваться. Мы должны углубиться в поиски правды, – сказал Шампье. – Многие находят эту процедуру болезненной. Даже те, кому нечего скрывать, инстинктивно противятся прикосновению ведьмака.

Филипп вырвал меня из рук Шампье и грубо толкнул в свое кресло. Одной рукой он сдавил мне плечи, другую упер в макушку головы.

– Так вас устроит?

– Просто идеально, сир. – Шампье подошел ко мне, пригляделся и хмуро спросил: – А это что?

Пальцы лионского ведьмака были перепачканы в чернилах. Эти пальцы скользили по моему лбу и казались мне лезвиями скальпелей. Я стонала, пытаясь отвернуться.

– Почему ваше прикосновение доставляет ей столько боли? – спросил Филипп.

– Не само прикосновение, а сам процесс чтения. Это напоминает выдергивание зуба, – пояснил Шампье. Его пальцы на мгновение остановились. – Только вместо зуба я с корнем вырву ее мысли и тайны. Это больнее обычного чтения, зато, образно говоря, потом нагноений не будет, а я получу четкую картину того, что она пытается утаить. Я бы назвал мой метод плодотворным союзом магии и университетского образования. Колдовство и иные способы, известные женщинам, дают грубые результаты. Иногда вообще никаких. А моя магия точна.

– Минутку, месье. Простите мое невежество. Правильно ли я понял, что у ведьмы не останется воспоминаний о ваших действиях и боли, которую вы ей причинили?

– Останется лишь смутное ощущение потери того, что было у нее когда-то и чего она лишилась. – Пальцы Шампье снова заскользили по моему лбу. – Очень странно, – нахмурился ведьмак. – Почему манжасан оставил здесь свою кровь?

Я совсем не хотела, чтобы Шампье вытащил из меня воспоминания о принятии в клан Филиппа. Я вообще не хотела, чтобы он рылся в моей памяти. Незачем ему знать о моей учебе в Йельском университете, о Саре и Эм, о Мэтью. Наконец, о моих родителях. Я впилась в подлокотники кресла. Вампир крепко держал мою голову, а ведьмак готовился перетрясти и похитить у меня мысли и память. И ни малейшего дуновения ведьминого ветра, ни искорки ведьминого огня не пришло мне на помощь. Мои магические силы молчали.

– А ведь это вы пометили ведьму! – воскликнул Шампье, с нескрываемым упреком глядя на Филиппа.

– Да, – ответил Филипп, не вдаваясь в объяснения.

– Но такого еще не бывало, сир. – Пальцы Шампье продолжали рыться в моем разуме. Его глаза широко распахнулись от удивления. – Это просто немыслимо! Как может она быть… – Он застонал, опустив голову.

Кинжал вошел Шампье между ребер не на всю длину лезвия, но достаточно глубоко. Мои пальцы мертвой хваткой вцепились в эфес. Когда ведьмак попытался вырвать кинжал, я вогнала лезвие до конца. У ведьмака начали подгибаться колени.

– Оставь его, Диана, – скомандовал Филипп, пытаясь разжать мои пальцы. – Он сейчас умрет. Тело упадет на пол. Тебе не удержать такую тяжесть.

Но я не могла убрать пальцы с эфеса. Шампье был еще жив, и, пока он дышал, он мог лишить меня памяти.

Возле плеча ведьмака мелькнуло бледное лицо с потемневшими глазами. Сильная рука Мэтью быстро свернула лионскому печатнику шею. Хрустнули кости, оборвались жилы. Мэтью припал к развороченному горлу Шампье и стал жадно пить кровь.

– Где тебя носило? – сердито спросил Филипп. – Нужно было поторопиться. Диана ударила его, не дав договорить.

Пока Мэтью пил, в библиотеку вбежали Тома и Этьен. За ними – ошеломленная и испуганная Катрин. Широко распахнутая дверь позволяла увидеть часть коридора. Там собрались Ален, Пьер, кузнец, Шеф и двое солдат, которые обычно несли караул у ворот.

– Vous avez bien fait[45], – заверил их Филипп. – Все уже закончилось.

– От меня требовалось думать, – сказала я.

Мои пальцы онемели, но я и сейчас не могла их оторвать от эфеса кинжала.

– И остаться в живых. Ты восхитительно с этим справилась, – ответил Филипп.

– Он мертв? – хрипло спросила я.

Мэтью поднял голову.

– Мертв решительно и бесповоротно, – успокоил меня Филипп. – Одним пронырливым кальвинистом в округе стало меньше. Сообщил ли он друзьям, что едет сюда?

– Скорее всего, нет, – ответил Мэтью. Он смотрел на меня, и к его глазам возвращался их привычный цвет. – Диана, любовь моя, позволь мне вытащить этот кинжал.

Кинжал с лязгом упал на пол, а следом – с негромким стуком – тело Андре Шампье. Знакомые холодные руки сжали мой подбородок.

– Он что-то учуял в Диане, и это его удивило, – сказал Филипп.

– Я так и понял. Но лезвие достигло сердца раньше, чем я сумел выяснить, что именно.

Мэтью нежно обнял меня. Я не чувствовала своих рук и даже не пыталась сопротивляться.

– Мэтью, представляешь? Шампье намеревался забрать мои воспоминания. Вырвать их с корнем. В том числе и память о родителях. Это все, что у меня от них осталось. А вдруг он лишил меня всех знаний по истории? Как я буду преподавать, когда вернусь?

– Ты поступила правильно. – Одной рукой Мэтью обнимал меня за талию, другой – за плечи, прижав щекой к своей груди. – Откуда ты добыла кинжал?

– Из-за моего голенища, – ответил Филипп. – Должно быть, видела вчера, как я его доставал.

– Понятно. В сообразительности тебе не откажешь, ma lionne. – Мэтью поцеловал меня в макушку и вдруг спросил: – А какой черт принес Шампье в Сен-Люсьен?

– Я сам позвал его, – сообщил Филипп.

– Ты выдал нас Шампье? – взвился Мэтью. – Да он же один из самых отвратительных тварей во всей Франции!

– Маттаиос, мне нужно было убедиться в надежности Дианы. Она знает слишком много наших тайн. Вот я и хотел проверить, что она в состоянии хранить их, даже когда сталкивается с другими ведьмами. Я не мог рисковать безопасностью нашей семьи.