Правило крысолова - Нина Васина

У меня сразу прорезался громкий голос:

– Подожди, я приехала за вами!

– Если вы тут еще минут пять проваляетесь в припадке радостной встречи, нас точно убьют! Что это за мужик? – Она пнула ногой неподвижного Ладушкина.

– Инспектор милиции.

– Так ты привезла милицию? – с надеждой спрашивает Лора.

– Нет. Только одного его.

– Ты поехала за нами и взяла с собой только одного милиционера, да и то выбрала самого идиота из всех?!

– Он не идиот…

– Только идиот размахивает пистолетом, забыв снять его с предохранителя!

– Не кричи. Утром сюда нагрянет целый взвод спецназовцев.

– Теперь ты убила мента, – шепчет Лоре Антон.

– Я не убила! Я только сломала ему нос. – Она потирает свой лоб, вероятно, то самое место, которым и был сломан нос Ладушкина.

– Что значит – теперь? – интересуюсь я.

Антон тянет меня к себе за руку, я наклоняюсь, он обхватывает меня за шею и доверительно сообщает шепотом:

– Лора убила одного бандита. Насмерть. Он был женщиной.

– Где это? – спрашиваю я тоже шепотом.

– Там. – Указательный палец направлен в угол сарая.

– Не надо смотреть, – предупреждает Лора.

– Нет уж, я посмотрю! – Я решительно иду в угол, на всякий случай сжав в руке пистолет.

Пистолет не понадобился. Анна Хогефельд, она же Вероника Кукушкина, лежит в темном углу, проткнутая вилами. Ее глаза открыты. Меня затрясло.

– А как ты…

– Вилами. Сверху, – кивнула Лора на перекрытие. – Но не сразу. Сначала она бегала за нами по всему хутору! Хочу предупредить, если ты собираешься упасть в обморок!..

– Нет. Я в порядке. А почему ты решила ее…

– Она убила двух охранников и приказала нам ехать с ней. Что ты так смотришь? Да, представь себе, нас охраняли! Отличные тетки были, между прочим! У нее должен быть напарник. Еще просюсюкаем здесь – придется и с ним отношения выяснять!

– Нет напарника, напарник в больнице в коме, – пробормотала я и заметила, как впервые в глазах Лоры появился интерес ко мне.

– Тогда пошли? – Она сдернула висячую лампу и забросила ее на сено вверху. Пока я открывала рот от страха и возмущения, пока крохотный огонек набирал силу, Лора приказала: «Ко мне!» – как собаке, и Антон послушно побежал к ней, и я видела, как крепко-накрепко слиплись их ладошки друг с другом, и только тогда я обрела пропавший голос и закричала: – Ладушкин!! – и бросилась поднимать его за плечи.

Я и Лора кое-как погрузили постанывающего инспектора на тележку.

– Что с моим лицом? – поинтересовался он первый раз.

– Я разбила тебе нос, – честно призналась Лора.

Больше инспектор ничего не спрашивал. При попытке выбраться из тележки и двигаться самостоятельно он сразу упал в грязь, нам пришлось опять затаскивать его в тележку. Лора ругалась, Антон, кряхтя, держал оглобли, дождь усилился, вода заливала мое лицо, мне очень захотелось пореветь где-нибудь в тепле, в ожидании чашки горячего кофе и больших, добрых, успокаивающих ладоней…

– Не вздумай зареветь, – шепнула мне в лицо Лора. – Антон заведется тогда часа на два.

– Мы можем запрячь в тележку козла! – проявил сообразительность Антон.

Прищурившись, я посмотрела сквозь пелену дождя на дымящийся сарай. Представила, как Ладушкина повезет по городу козел, запряженный в тележку. Как мы втроем будем идти сзади, приплясывая и исполняя скоморошьи танцы. И закатилась хохотом.

– Если ты не успокоишься, придется дать тебе по физиономии, – устало развела руками Лора, подхватила у приседающего от натуги Антона оглобли, дождалась, пока я, икая, подойду, обреченно посмотрела на меня прозрачными светло-голубыми, как прихваченная первым ледком вода, глазами, и решила расставить все точки над i.

– Если тебе нужен этот мужик, – кивнула она на Ладушкина, – сама волоки его к реке. Я отвезу туда Антона на мотоцикле, встретимся на берегу у поваленной сосны, я покажу брод. Кстати, не говори бабушке про вилы, ладно?

– Вилы – инструмент хранительницы очага, – киваю я.

– Вот именно. Если бы у меня было оружие!.. Просила же мамочку, привези пистолет!

– Не оправдывайся, я все понимаю.

– Спасибо, что не читаешь нотаций, не говоришь о шести поколениях проклятых женщин. Кстати, телегу вброд не перетащишь, придется тебе по воде волочь его на себе. Ну? Что топчешься? Подтолкнуть?

Медленно, как привидение, Ладушкин сел и спустил ноги вниз.

– Если он еще раз встанет и шмякнется в грязь, я – пас! – процедила сквозь зубы Лора.

– Коля, – жалобно попросила я. – Не вставай, ты очень тяжелый. Опять свалишься, мы надорвались уже затаскивать тебя в телегу.

– Что с моим лицом? – спрашивает Ладушкин, кашляет и сплевывает сгустки крови.

– О господи! – стонет Лора, дергает за руку Антона и уводит его в дождливую темноту.

– Иди сюда, – попросил Ладушкин, приладил кое-как свое тело на моем плече и стал на ноги. Я присела. Через несколько шагов Ладушкин справился с равновесием, стало легче, и мы потащились к калитке в частоколе.

– Где мы? – спросил он, согнав ладонью с лица дождь.

– Мы на хуторе для послушниц монастыря.

– А где монастырь?

– Там… – Я махнула, не глядя, рукой.

– Зачем я тут? – Ладушкин решил выяснить все до конца.

– Ты потащился за мной, хотя я просила тебя посидеть в гостинице.

– Почему?…

– Ты думал, что я еду за деньгами. – Споткнувшись, я упала на колени. Ладушкин придавил меня сверху. Повозившись, он дернул меня за руку к себе, а когда я ткнулась лицом ему в грудь, ощупал мою голову с тщательностью нейрохирурга. Я терпеливо сняла с волос грязь и тину после его рук.

– Ты моя?… – Задумавшись, Ладушкин искал слово. Я решила сразу прекратить его страдания.

– Нет! Я не твоя девушка, не твоя жена, не твоя сестра и не твоя мама!

– А почему я тебя чувствую, как себя? Как будто ты родная?

– Это у тебя от очередного сотрясения мозга или пирожков с персиками, ничего страшного. – Я успокаиваю Ладушкина, как могу. – Понимаешь, тогда в банке ты меня очень сильно разозлил. И я скормила тебе свои фирменные пирожки. От этих пирожков… осторожно, кочка!.. – ты проникся мною насквозь, понимаешь? Правильно, не понимаешь. Никто не понимает, но это факт. Теперь ты везде ходишь за мной, пристаешь, набрасываешься, раздеваешь до пояса, ощупываешь мой бюстгалтер…

– Второй номер, – вдруг замечает Ладушкин.

– Что?

– У тебя второй размер, буква «вэ» и семьдесят! Если я знаю такие подробности, значит…