Однажды в Марчелике 3 - Лео Сухов

– Дан! – Пелла не сразу смогла прервать речь спутника. – Да-а-ан!

– Что? – тот удивлённо уставился на девушку.

– Ты уверен, что сейчас о священнике говорил? – спросила Пелла.

– Да! Об отце Иоахиме! – подтвердил Дан.

– Выпьем вина, не станет стрелять из «райо» и работает на Акесекрет… – перечислила Пелла, а потом уточнила. – Это точно священник?

– Возможно, – засомневался Дан. – Он не самый обычный священник. Но он точно хороший человек!

– Ага… – девушка совсем растерялась.

– И мне надо будет заехать на свой «Арго» на обратном пути. Ты со мной? – спросил Дан, не заметив растерянности девушки.

– Да!!! – Пелла так быстро и резко ответила, что даже этот непробиваемый волл (в смысле, который Дан) слегка опешил. – Да! Я с тобой!

– Договорились…

Растерявшись, Дан принял самое верное, со своей точки зрения, решение: попридержал волла. Странное поведение Пеллы его действительно смутило. Он старался быть вежливым и добродушным, а потому совершенно не понимал, что её вдруг так разозлило. Зачем орать-то?

– Вот ты дурак-то, Старган… – буркнул он себе под нос.

Пелла этого, конечно, уже не слышала. Стоило только Дану слегка отстать, как девушка немедленно покраснела, вспоминая своё поведение.

«Дура! Как ты себя ведёшь! – мысленно спросила себя Пелла, закусив от огорчения губу. – Так согласилась, что даже кричать начала… Глупо-то как!..».

Впрочем, это недопонимание никак не отразилось на том, что миля за милей, которые никто здесь не считал, по-прежнему стелились под копыта воллов. Всё дальше становились земли Кастиелло де Романо, всё ближе надвигались каменистые возвышенности гор Дефромаг. Отряд продолжал своё путешествие на юг.

А в этот самый момент мелкой дрожью вздрогнула Эрфа. Это была такая мелкая дрожь, какую не каждое животное-то ощутит. И, тем не менее, она коснулась всего этого огромного шара, летящего в пустоте космоса. Планета, которая была якорем для прохода между двумя Солнечными системами, неожиданно ощутила своё собственное присутствие в привычном эвклидовом пространстве, как называлось оно на Земле.

И хотя планеты не могут думать и ощущать, являясь лишь сгустком материи в океане Великого Ничего, но вполне себе реагируют на то, что вокруг происходит. И первыми сообщают своим обитателям, если действующие на них силы слишком значительны для внутреннего равновесия. Вместо того, чтобы всё меньше и меньше находиться вне пространства, Эрфа начинала вываливаться в него. С той самой скоростью, с которая она, как показалось бы стороннему наблюдателю, летела. И на ту самую орбиту, по которой она летела.

И надо сказать, что все, кто измерил и орбиту, и скорость, посчитали бы, что такого быть не может! Либо планета должна лететь медленней, либо должна срываться с орбиты… А это весьма болезненный процесс, надо сказать. Не для планеты – они не чувствуют боли. А для тонкой плёнки жизни – того налёта органики, что покрывает поверхность этой самой планеты. Вот кому такие изменения не могли прийтись по вкусу…

Но именно жизнь ещё не способна была ощутить опасную дрожь.

Стеинхольвег, к югу от Кастиелло де Романо, Марчелика, 3 марта 1937 года М.Х

Ветер переменился. Ещё утром он дул с юга, принося с собой влагу морских просторов и ласковое тепло побережья. А днём как дохнуло пеклом с севера!.. Конечно, к концу месяца хиаты нагонят прохладу аж с самого северного побережья. Но здесь, на юго-западе, эта прохлада почувствуется не сразу. Сначала наступит жара…

Тягучая, удушливая жара. Приходящая с центральных равнин континента. Эта жара укутает мир, заставляя воздух дрожать и плавиться. Она высушит своим горячим дыханием колодцы, покроет поля сеткой трещин, заставит и без того плохо приживающиеся в Марчелике культуры замедлить свой рост…

А ещё эта жара просто ужасающе давит на каждого пожилого человека… Голова перестаёт работать, а мысли становятся такими же тягучими, как воздух. Сердце начинает биться часто, тревожно, отсчитывая отмеренные Богом секунды – которых становится всё меньше и меньше. И уже страшно становится за всё, что не было сделано, что было отложено на потом…

Отец Иоахим вздохнул и решительно повернул ключ от врат в дом Божий. В церковь, то есть. Не любил он северные хиаты – хоть ты тресни… Особенно в первой половине марта. Душно, жарко – и сразу чувствуется старость. Хряпнуть бы скляночку концентрированной «Пыли Эрфы», чтобы снова ощутить себя молодым и здоровым…

Но нельзя. Священникам – вообще нельзя. Никак Матерь Церковь не могла принять существование специй и даруемые ими возможности. Те аристократы на Старом Эдеме, кто продлевал свою земную жизнь, вынуждены были публично каяться в этом грехе лично Патриа. Таково было условие.

А уж священникам принимать раствор было категорически запрещено… Впрочем, отец Иоахим прекрасно понимал, что если бы не такая консервативность Церкви, то мир давно бы скатился в пропасть безбожия. Слишком много соблазнов вокруг человека, чтобы тот сумел им не поддаться. И только время всё расставляет по своим местам…

– Что-то вы, святой отец, эту дверь с каждым годом всё медленнее и медленнее закрываете!.. – раздался голос за спиной отца Иоахима, и тот резко обернулся.

Хорошо, что не стал хвататься за оружие. Оно всё-таки под одеждой. Так зачем подштанниками светить – тем более, что Дан Старган был не один, а с дамой. Светловолосая молодая девчушка с интересом оглядывалась, но, заметив взгляд святого отца, сразу же вежливо кивнула.

– Дан, мальчик мой, чем чаще ко мне подкрадываются со спины, тем ближе старость и слабее нервы! – возмутился отец Иоахим. И тут же вспомнил, что на кухне у него дома сидит Сыч, который вернулся из очередной вылазки. – А ты что здесь забыл?

– Да вот… Вас хотел навестить, пару вопросов задать… – пожал плечами Дан, и отец Иоахим понял, что надо срочно выкручиваться.

– Уже вечер, Дан! Ты бы отдохнул с дороги! – заявил он, спешно спускаясь с крыльца и устремляясь к дому. – А утром зайдёшь. Вот аккурат после утренней службы!

– Аккурат после утренней службы, святой отец, я буду трястись в седле. На пути на юг! – сообщил Дан, не отставая от резво сбегающего священника.

И отец Иоахим, глядя на длиннющие ходули Старгана, понял: шансов оторваться нет.

– Ну так задержись в Стеинхольвеге. Куда бежим-то? – удивился священник. – А то вы, молодёжь, вечно заняты, а я как будто нет… Сначала утром службу отстоишь, потом днём пару часов сна перехватишь, перекусишь – и всё, уже вечерняя началась. А её отстоишь, и что мне от дня и ночи осталось?

– И вправду… Дел-то много! – не стал спорить Дан, явно на что-то намекая. – Разве ж на двух службах со всеми разберёшься?

– Вот-вот! – с опаской заметил отец Иоахим. А затем нахмурился, потому что в словах Дана ему что-то не понравилось.