Как уморительны в России мусора, или Fucking хорошоу! - Дмитрий Черкасов

* * *

— Вообще-то у нас спокойно, — Чердынцев вернулся в дежурку после замены перегоревших предохранителей электрощита и разлил по стаканам красное марочное вино. — Район спальный, разборок не бывает. Так, только бытовуха…

Офицеры ГУВД, прибывших для встречи с начальником местного ОУРа, предвкушающе сглотнули. На лицах делегатов из Главка отпечатались многие годы, проведенные в правоохранительной системе России, поэтому, если не знать об их принадлежности к сплоченным рядам борцов с преступностью, этих двух невысоких, пузатых, лысоватых и узколобых мужичков в потрепанных костюмчиках неопределенного цвета, пошитых в братской ГДР[71]где-то в начале восьмидесятых годов ХХ века, легко можно было принять за спившихся механизаторов или водопроводчиков.

— Ну, вздрогнем? — начальник дежурной части поднял стакан. — За МВД?

— За МВД, — согласились гости и осушили поднесенные емкости.

— Только вот Петренко с катушек съехал, — пожаловался Чердынцев и убрал бутылку «Ахашени» в сейф.

Делегаты с Лиговского проспекта проводили остатки вина разочарованными взглядами.

— Объявил месячник борьбы с пьянством, — майор закурил длинный ментоловый «Salem 100’s». — Типа, на рабочем месте чтоб никто…

— Как?! — потрясенно спросил один из гостей. — Новый год же скоро!

— Да, сегодня ж уже двадцать пятое, — поддержал второй делегат. — Декабря, между прочим…

Чердынцев задумался.

События последних нескольких дней напрочь заслонили от него вопрос о новогодних праздниках, традиционно длящихся в России с католического рождества до Старого Нового Года. Хотя, если быть откровенным, для начальника дежурной части Выборгского РУВД, как, впрочем, и для подавляющего большинства его облаченных в мышино-серую форму коллег по всей стране, а также — в некоторых республиках бывшего СССР, праздники мало чем отличались от будней. Разве что к вливаемому внутрь горячительному прибавлялись участие в организации фейерверков, стрельба из штатного ПМа по лампочкам уличных фонарей и более тяжелая, чем обычно, голова наутро.

В отмеченные красным дни календаря телефон в дежурке разрывался от звонков с поздравлениями от бывших и действующих сотрудников, и с сообщениями об актах мелкого и крупного хулиганства. По поводу первых поднимались тосты, на вторые старались не реагировать.

Размышления Чердынцева прервал аккуратный стук в стекло «кормушки» и внутрь сунулась всклокоченная голова Соловца…

* * *

— Ба-а-а, Макс! — радостно заорал начальник ОУРа, узрев торчавшего в дежурке старого знакомца, с которым они так славно нажирались на ежегодных двухнедельных курсах повышения квалификации. — Виригин!

— Георгич! — один из гостей вскочил с продавленного дивана. — А мы к тебе!

Соловец обогнул конторку, ногой распахнул дверь в каморку Чердынцева и заключил собутыльника в объятия.

— Познакомься, — Макс представил напарника, чью голову украшали три здоровенные шишки и одна ссадина поперек лба. — Любимов…

— Очень рад! — главный районный «убойщик», которого некоторые непочтительные граждане из числа заявителей именовали «мелким убоищем», крепко пожал руку Любимову. — Соловец. Можно просто — Георгич.

— Жора, — хрипато выдохнул небритый партнер Виригина.

— А ты, небось, уже подпол[72]? — начальник ОУРа подмигнул приятелю, семь лет ходившему в майорах.

— Уже капитан, — вздохнул экс-майор Виригин. — Жора — тоже… А ты что, Георгич, ничего не слышал?

— Нет, — сочувственно сказал Соловец. — И давно?

— С месяц…

— Э-эх, жи-и-исть, — протянул Чердынцев и ощупал свой погон, на котором пока еще чудом держалась одна большая звезда между двух просветов.

— Пошли ко мне, — предложил Соловец. — Там всё и расскажете… Кстати, а чё вы у нас делаете?

— Батончик, урод недобитый, отправил, — хриплоголосый, пытавшийся бездарно подражать Жеглову в исполнении Высоцкого, Жора Любимов скривился, когда упомянул начальника «убойного» отдела ГУВД Анатолия Павловича Шишкина по кличке «Едрён батончик», присвоенной ему за привычку закусывать самогон и портвейн «сникерсами», «твиксами» и «баунти». — На новогоднее усиление. Поработайте, грит, на земле[73], а дальше поглядим, возвращать вас в Главк или нет… Дегенерат усатый. Ненавижу.

— Нам надо какое-нибудь раскрытие организовать. — грустно сказал Виригин. — Или два… Лучше всего — нейтрализацию преступной группы. Тогда хоть майоров обратно дадут. Может быть…

— Организуем, — беспечно пообещал Соловец, ни разу в жизни в глаза не видевший ни одной организованной преступной группы, если не считать сплоченной кучки своих подчиненных в частности и МВД в целом.

Несмотря на то, что Виригин и Любимов работали в одном отделе и даже считались напарниками[74], лишение их майорских званий произошло по совершенно различным причинам, хотя и связанным с неумеренным поглощением Максом и Жорой спиртосодержащих жидкостей.

В отделе полковника Шишкина оба оперативника были, в общем то, на хорошем счету.

Раскрытия они давали — разными способами, иногда весьма экзотическими, но давали, — если, конечно, не обращать внимание на то, что в качестве подозреваемых задерживались совершенно посторонние и не имеющие никакого отношения к расследуемым преступлениям люди, из которых потом с переменным успехом выколачивались «чистосердечные признания»; всегда подносили руководству презенты к памятным датам типа дня милиции; вовремя писали отчеты и протоколы, рисовали красивые графики и схемы, и вообще содержали бумаги в относительном порядке; с заявителями вели себя хоть и по-хамски, но не переходя рамок приличия — не били и не выбрасывали из окна своего кабинета на третьем этаже, как некоторые их абсолютно несознательные товарищи; во время осмотров мест происшествия и обысков в квартирах задержанных не наглели, прикарманивая лишь причитающееся им по чину — водочку с портвешком, деньжат немного, курево да приглянувшуюся мелочевку вроде зажигалки или мобильного телефона; со следователями и прокурорскими работниками вели себя почтительно, старались с ними не ссориться и «Едрён батончика» не подставляли; с коллегами по службе часто не дрались, а если и дрались — то тут же мирились…

Но два последовавших один за другим отнюдь не прекрасных ноябрьских дня кардинально изменили жизнь обоих майоров.