Рассказы о Бааль-Шем-Тове - Шмуэль Агнон

А Бешт все стоит в окне и смотрит. Вдруг позвал меня и сказал: “Яаков, иди позови епископа, чтобы немедля зашел ко мне”. Услышав слова его, содрогнулись все бывшие в доме и чуть не испустили дух. И подняли крик на него: “Что ты делаешь, дурень, еврея посылаешь на смерть, ведь толпа разорвет его в клочья!” И премного проклинали его в горечи своей. Но он не обратил на них внимания и крикнул: “Яаков, быстро иди, не бойся”. Я же знал посылающего меня, знал, что знает он, что делает. И пошел без страха на площадь, и подошел к помосту, и никто мне и слова не сказал. И сказал я епископу по-еврейски: “Бешт зовет тебя к себе”. И сказал епископ: “Скажи ему, что после проповеди приду к нему”. Вернулся я к Бешту. Бывшие же в доме видели через щелки в запертых ставнях, что я был у помоста и говорил с епископом. Видели и поражались. И поспешили все к учителю, чтобы просить у него прощения. Но он не слушал их, как не слушал и в первый раз. Когда же я донес ему ответ епископа, закричал на меня: “Иди еще раз и скажи ему, чтобы пришел немедля и не был глупцом”. Возвратился я к помосту, и вот: он уже начал проповедь. Я потянул его за одежду и передал ему слова Бешта. И сказал епископ народу: “Ждите, еще немного, и я вернусь к вам”. И пошел за мной. И пришел со мной к Бешту. И пошли они в отдельную комнату, и закрыли дверь за собой, и оставались там около двух часов. Затем вышел Бешт и велел запрягать лошадей, и уехали мы оттуда. А что сталось с епископом, я не знаю. Также и название города не знаю я до сего дня, и Бешт не сказывал мне. Так теперь я вспомнил сей случай, и тому уже лет десять, как это было».

Когда закончил реб Яаков свой рассказ, поднял гвир руки и сказал: «Знал я, что истинны слова твои, только увидев тебя, я сразу тебя признал, но промолчал. Однако я доскажу тебе эту историю. Дело в том, что я тот епископ, которого ты позвал. И я был евреем, но пал жертвой внешних соблазнов, однако охранили меня заслуги отцов, ибо предки мои были святы, и они просили Бешта, и Бешт говорил со мной во сне каждую ночь, дабы я вернулся со своего пути, а в ту ночь я обещал ему, что на утренней страже убегу из города, прежде чем народ соберется слушать мою проповедь. Ибо в проповеди той я должен был изрыгать хулу на народ Господень, пока не распалились бы сердца христиан и не возжелали бы они убить еврея. Однако, когда встал я на утренней страже, превозмог меня внешний соблазн. Узнав же, что Бешт уже приехал туда, я места себе не находил от сомнений, пока не увидел собравшуюся великую толпу. Стоило же мне сделать первый шаг из дома, ударили в колокола, возвещая о моем появлении, и бес, что во мне, не позволил мне отказаться от сего почета, и пошел я произносить проповедь. Когда же ты пришел и позвал меня, я хотел сначала произнести проповедь, ибо бес победил меня. Но когда ты призвал меня во второй раз, я стал другим человеком и последовал за тобой. Тогда Бешт даровал мне искупление, и я полностью раскаялся. Половину своего имущества я раздал бедным, ибо я был очень богат, четверть же отдал королю, чтобы позволил мне уехать в другую страну под предлогом, который я придумал. Бешт же дал мне указания, что делать из года в год для искупления моих грехов, и сказал: “Так узнаешь, что прегрешение твое снято с тебя и грех твой искуплен: если придет к тебе человек и расскажет тебе твою историю”. Посему, увидев тебя, я ни на миг не переставал каяться. А когда ты позабыл все свои истории, понял я, что это по моей вине, ибо грех мой еще не искуплен полностью. Но молитва моя помогла мне, ибо ты вспомнил сей случай. И теперь я знаю, что грех снят с меня и я искупил все. Тебе же не нужно боле скитаться по дорогам и рассказывать истории, ибо я обеспечу тебя всем необходимым до конца твоих дней. И заслуги Бешта охранят нас обоих, так что удостоимся мы служить Творцу нашему все дни жизни нашей, всей душой и всем сердцем, амен».

(Адат цадиким, 24)

Расскажем здесь кое-что о начале раскрытия Бешта и [распространения] известности и славы его среди колен Израилевых. Однажды приехал он в святую общину Бродов и остановился там у одного гвира из почитателей его. У гвира же был зять из святой общины Познани, аврех, бывший блестящим знатоком Торы. Один раз сказал Бешт тому зятю: «Не желаешь ли съездить со мной в Познань, ибо я намереваюсь поехать туда?» Сказал аврех: «Конечно, хочу, ибо вот уже три года, как я не видел ни отца моего, ни матери. Но сначала спрошу-ка я тестя, разрешит ли он мне поехать». Услышал гвир и сказал: «Что может быть лучше и приятнее, нежели присоединиться в пути к человеку святому и чистому. Езжай и, верно, увидишь в пути чудеса Творца, ибо поездка его неспроста». Пошел аврех к Бешту и сказал: «Вот, я готов отправиться в путь». И полагал он, что попадет в Познань через несколько дней, ибо дорога [туда] дальняя. Когда же выехали они из города, увидел аврех, что возница встал и привязал вожжи к оглобле, конь же пошел сам по себе. И тотчас сошел конь с торной дороги и пошел по кривой колее. Вскричал аврех: «Рабби, мы заблудимся». Рассмеялся Бешт и сказал: «Нет нужды указывать коню, как идти». Возница же заснул в телеге, а конь шел себе по целине, где не ступала нога ни человека, ни зверя. И поступь его была неспешна, но, несмотря на это, ехали они с огромной скоростью, превышавшей все мыслимое в природе, ибо так обычно ездил Бешт во всех своих путешествиях. А аврех смотрел и поражался. Так они ехали весь четверг вплоть до полуденной молитвы, пока не прибыли в место, где трава была в рост человека, и конь сам собой остановился. Бешт же пришел в неистовое воодушевление, так что страх охватил авреха. Под конец разбудил Бешт возницу и сказал: «Возьми кувшин, поищи в траве и найдешь колодец – зачерпни нам воды напиться». Слез возница-иноверец с телеги и долго искал в траве, пока не нашел колодец, зачерпнул воды и принес Бешту. Бешт произнес благословение в чудесном сосредоточении, испил воды и передал кувшин авреху, сказав ему: «Произноси благословение с великим устремлением мысли». Затем сказал Бешт вознице: «Ложись опять на свое место». Лег возница в телегу, и тотчас заснул, и стал спать, и конь пошел себе и шел дорогой, где никогда не проезжал человек. День стал клониться к вечеру, аврех же не ведал, куда они едут, ибо не видел [по дороге] никакого поселения. Подумал про себя, что уж точно они встретят субботу в поле, ибо дорога до Познани дальняя. Опечалился аврех, да так сильно, что спросил Бешта: «Учитель, где мы встретим святую субботу?» Сказал ему Бешт: «Будто неведомо тебе, что мы едем в Познань, там и проведем субботу, если будет на то Божья воля». Крайне изумился аврех, ведь он был из уроженцев Познани, и вся округа, все местечки и села на несколько верст вокруг были ему известны, а тут все еще не было видно никакого поселения. И стала ему поездка в тягость, ибо, конечно же, вынуждены они будут встретить субботу в открытом поле, ему же отроду не случалось испытать такое, потому как он был сын гвира и зять гвира. Так ехали они всю ночь, когда же пришло время [утренней] молитвы, конь встал сам собой, а после молитвы сам собой пошел дальше, возница же спал всю дорогу, зане был иноверцем, ибо было у Бешта обыкновение ездить только с иноверцем. На следующий день, около полудня, спросил аврех Бешта: «Где мы встретим субботу, ибо святая суббота вот-вот наступит?» Сказал ему Бешт: «Разве я не говорил тебе, что субботу мы проведем в Познани?» Подумал аврех, что Бешт смеется над ним. Поехали дальше и ехали, пока не осталось до наступления субботы около двух часов, и все еще не было видно никакого поселения. Преисполнился аврех душевной печали, так что и сама жизнь ему стала не мила. Внезапно заметил издалека деревню и возрадовался, ибо подумал про себя, что проведут субботу там, а не под открытым небом. Въехали в деревню, и вот: конь себе идет, как и шел, и ни у одного дома не останавливается. Премного опечалился аврех, ибо понял, что и в этой деревне не останутся они на субботу. Поравнявшись с околицей, остановился конь возле какой-то развалюхи. Аврех подумал, что останутся они на субботу в этой развалюхе, и преисполнился радости, ибо лучше провести субботу так, чем в чистом поле. Зашел Бешт внутрь, аврех же последовал за ним. А в той развалюхе жил одни прокаженный старик, на котором и места живого не было – с головы до пят одни сплошные раны и нарывы, жена же и дети его ходили в лохмотьях и обносках. Только толкнул Бешт дверь, возрадовался старик, и бросился к нему навстречу, и приветствовал его, и сказал ему: «Мир тебе, рабби!» Бешт же поприветствовал того в ответ и сказал ему: «Мир тебе, господин и учитель мой!» Тот, кто не видел их радости [при встрече], не видел радости отроду. И тотчас зашли они в отдельную комнату и беседовали там друг с другом с полчаса. Затем испросили друг у друга позволения расстаться и расстались, сильнейшую проявляя один к другому любовь, подобную любви Давида и Йонатана. После того залез Бешт в телегу, и конь пошел своей дорогой, возница же спал. И аврех уже не спрашивал Бешта, где проведут они субботу, ибо до наступления субботы почти и времени не оставалось, а вокруг не видно было никакого поселения, и аврех полагал, что сейчас они, конечно, остановятся и встретят субботу в поле. И вот, разумение его помутилось, мысли путались и беспорядочно сновали, в голове звенело, ибо отроду не было у него такого испытания. Вдруг душа и дух его вернулись в тело, ибо взору его открылся город Познань со стенами своими, и дом отца-матери его уже видел он издалека. Сказал ему Бешт: «Ты мне не верил, когда я говорил, что субботу мы проведем в Познани. Однако сие мне неведомо, проведешь ли ты у отца своего субботу». Рассмеялся аврех и сказал: «Учитель, разве не вижу я перед собой отчий дом, отчего же мне не провести там субботу? К чему мне иное пристанище?» Бешт посмеялся его словам. В городе же была одна улица, называвшаяся Шилер-гас[261], и там было место собрания студиозусов, обучавшихся у профессоров. И когда они въехали в город, преисполнился аврех радости, ибо уже представлял себе, что вот-вот наступит сладостный миг, когда он увидит отца и мать. Вдруг трепет и смертный страх охватили его, ибо увидел он, что конь направляется к улице студиозусов, а со времени основания города ни один еврей не ходил там, ибо однажды один еврей по ошибке зашел в ту улицу, и много времени не прошло, как побили его камнями, так что отлетела душа его и умер он. И увидев, что они [уже] там, сказал аврех Бешту, дрожа от страха: «Мы в великой опасности, ибо конь идет по сей улице, и много времени не пройдет, как побьют нас камнями». Рассмеялся Бешт и сказал: «До сих пор не высказывали мы коню ничего касательно движения его, вот и теперь нужды нет указывать ему дорогу, пусть идет, как хочет, а благой Господь убережет нас от необрезанных и студиозусов». Завидев евреев, проезжавших через их улицу, стали студиозусы набирать себе крупных камней. Увидел сие аврех, и оборвалось сердце его, и сказал он: «Господи, увы мне, тут и пресекутся-оборвутся дни жизни-юности моей». А на сей улице проживал только один еврей-портной, в коем была у студиозусов надобность для пошива их одежд. И вот, дойдя до дома портного, встал конь у порога. Вышел портной с работниками своими в великом страхе. Сказал Бешт портному: «Желаю я провести у тебя субботу». Сказал ему портной: «Сие пустяк, однако как господину остаться здесь на субботу, ведь сие премного опасно по вине необрезанных?» Сказал ему Бешт: «Не беспокойся, будет на то воля Божья, так и не случится худого». Зашел Бешт с аврехом в дом портного, а возница-иноверец очнулся ото сна и занес в дом их пожитки. И был час молитвы минха. Спросил Бешт портного: «Есть тут миньян?» Сказал портной, что он и его работники – восемь человек. Сказал Бешт авреху: «Их восемь, да нас двое – вот и скудный миньян». И по двум причинам не мог аврех пойти повидаться с отцом и матерью: потому что боялся за жизнь свою – пройти по той улице – и потому что негоже было разрушить миньян. Тотчас встал Бешт и начал молиться, производя великий шум, так что поразились все домочадцы [портного] сему чудесному зрелищу, также и авреха охватили дрожь и трепет по причине шума и сосредоточения Бешта, он хотя и был несколько раз свидетелем молитвы Бешта в доме тестя своего, но такой молитвы еще не видел. И вот, на улице заволновались необрезанные, такого возбуждения там еще не бывало. Все бежали, брызжа яростью, и большие камни были у них в руках. Бешт же завершил свою молитву, а необрезанные обложили дом со всех сторон, портной же и домочадцы его думали уже, что худой настает для них конец. Портной сказал Бешту, и пошел Бешт и встал в дверном проеме, взглянул на них, и дрожь и трепет охватили их, так что души их почти выпорхнули из бренной плоти, и попадали они все на землю, и камни выпали из рук их от великого страха, и бежали они что было духу, спасаясь от медведя и льва, и пришли к своему великому профессору. Увидел тот, что изменились они в лице, как больные опасной болезнью, и спросил их, что это и отчего это. Рассказали ему все, что с ними случилось. Профессор же был мудр и учен, также и в святом языке, случалось ему и в Талмуд заглядывать, ибо есть среди них такие, что учатся мудрости Талмуда. Сказал профессор: «Пойду-ка взгляну на сие чудесное зрелище. Тут одно из двух: либо он великий колдун, либо грозный человек Божий». Пошел к портному и нашел, что Бешт встречает субботу с чудесным сосредоточением и великим шумом. Стоял там профессор все время встречи субботы и молитвы маарив. Затем произнес Бешт кидуш над бокалом с вином с чудесным сосредоточением, сел за стол, откушал и произнес застольное благословение, профессор же стоял там все время трапезы и благословения. И профессор не сказал Бешту ни единого слова, также и Бешт с ним вовсе не заговаривал и не смотрел ему в лицо. После благословения на еду попросил профессор портного, чтобы наутро, когда Бешт изготовится к молитве шахарит, тот известил его. И пошел профессор к себе домой. С утра послал портной за профессором, и профессор тотчас пришел в дом портного к началу молитвы. А после молитвы сел Бешт завтракать, профессор же простоял там все время трапезы и благословения после еды и не молвил Бешту ни единого слова, только глаз не сводил с лица Бешта и пристально-пристально всматривался в него. И чудно было сие в глазах всех. После благословения удалился профессор, попросив портного известить его, когда придет время минхи. Когда пришло время минхи, послал портной за профессором. Тотчас пришел профессор и стоял там все время минхи. После молитвы сел Бешт за третью трапезу. Профессор же стоит и смотрит в лицо Бешта, словно поражаясь тому, что открывается взору его. И за едой сказал Бешт авреху чудесное толкование с изумительным сосредоточением, так что все сидевшие там затаили дыхание. Профессор же слушал толкование и вникал в каждое слово, ибо был большой ученый и понимал святой язык. Вслед за благословением после еды стал Бешт читать молитву маарив с чудесным сосредоточением, а потом с чудесным сосредоточением сделал над бокалом с вином гавдалу, а профессор стоял, и слушал, и изумлялся, но не молвил Бешту ни единого слова, так же и Бешт не заговаривал с ним и вовсе не смотрел ему в лицо. После гавдалы велел Бешт вознице запрягать коня, профессор же пошел домой, а Бешт тотчас поехал в Броды, по обыкновению своему ужав дорогу. Аврех же сидел, пораженный: что он выиграл от этой поездки, [одно лишь] огорчение и разочарование. Сказал аврех Бешту: «Господин наш, светоч глаз наших, святой человек Божий, вот, ведь видит господин мой и понимает, что всей душой желал я увидеть отца моего и мать мою, братьев и сестер моих, и вот, видел дом их, но не было у меня возможности поговорить с ними, и сие причинило мне душевную боль, как если бы человек с пересохшим от жажды горлом вошел в воду до подбородка, и вот, другой человек тянет его вверх, и не в силах он опустить голову и утолить жажду. Посему и покинула меня бодрость духа моего. Прошу я, да окажет мне господин милость и да будет сие мне наградой за тяготы пути, не принесшие мне ничего, – пусть мой господин откроет мне сии три: первое, остановка коня дважды посреди травы, чтобы напиться воды, ибо знаю я, что неспроста было сие. Второе, радость ваша, коей возрадовались вы с прокаженным стариком при встрече, ведь есть тут смысл. Третье, отдых господина моего в субботу в Познани, который уж точно не просто так был». Сказал ему Бешт: «Два открою тебе, а третье, то есть что я делал в Познани, дай время, и само откроется тебе. Посреди травы похоронены два еврея, сбившихся с дороги, напали на них душегубы и убили их. И вот уже несколько лет, как души их не могли вознестись на небо, ибо там такое место, где никто не проходит, а буде прошел бы там еврей, то очистил бы воздух, и был бы им путь наверх, а благодаря тому, что мы произнесли там благословение на воду с полным устремлением мысли, вознеслись их души. Что до беседы, что была между мною и стариком в деревне, то, как известно, в каждом поколении есть машиах в этом мире, вживе и в телесном воплощении, и если поколение достойно [того], то готов он открыться, если же, не дай Бог, недостойно, то он удаляется [из мира]. И вот, сей старик был готов стать Машиахом, оправданием нашим, и страстно хотелось мне возвеселиться с ним в субботу, но видел я, что он удалится [из мира] за третьей трапезой, я же не хотел доставлять себе огорчение в субботу, посему и расстался с ним до субботы. Устремления же мои в Познани сделаются явными для тебя через несколько лет». В день второй по субботе возвратился Бешт с аврехом в Броды, и весь город бурлил, [обсуждая], как проехали они за четыре дня столь большое расстояние.