Тайна имения Велл - Кэтрин Чантер

Как и следовало ожидать, Энджи находилась в самом центре происходящего. Дочь снимала бельевую веревку. Привстав на носки, она развязывала узел, которым веревка была привязана к ветке сливы, растущей возле изгороди. Верхняя часть живота – голая. Из одежды на дочери были лишь дурацкий коротенький топик и джинсы. Совсем не по погоде. Энджи всегда хотела казаться подростком. «Хотела и будет хотеть», – подумалось мне. Я принялась оглядываться в поисках Люсьена и услышала его прежде, чем увидела. Если детям и дали какое-то серьезное поручение во время всеобщих сборов, они уже давно о нем благополучно позабыли. Я увидела внука сидящим вместе с Хенни на голубом велосипеде, который вот-вот намеревался скатиться со склона.

– Готов? Поехали!

Радостно вопя, они понеслись вниз по склону. Спущенные шины колес стучались о кочки. Тот, кто сзади, вцепился такой мертвой хваткой, словно от этого зависела его жизнь. Тот, кто спереди, крутил педали. Костяшки пальцев побелели, сжимая руль. И все это под свист бешеного ветра. Как только дети спустились вниз, они, как и следовало ожидать, тотчас же принялись взбираться наверх, чтобы повторить свой сумасшедший спуск еще раз.

И когда они поднимались, то поднимались, а когда опускались, то опускались. Однажды Энджи, услышав, как я мурлычу эти слова Люсьену (тогда он был еще совсем малышом), сказала мне, что это присказка бывалого наркомана. Когда она с приятелями принимала наркотики, то часто повторяла это себе под нос.

– Смотри, бабушка Р! Смотри на меня! – закричал Люсьен с вершины холма.

– Посмотрите на меня, бабушка Р! – в свою очередь крикнул Хенни.

Отвернувшись, когда дети решили попробовать скатиться с горки втроем, я поставила сумку с картофелем, которую принесла с собой, рядом с тем местом, где прежде стояла палатка Энджи и Люсьена. Теперь на этом месте оставался лишь четырехугольник сухой травы. Я подошла к дочери помочь с веревкой. Я нагнула ветку, чтобы Энджи могла без труда достать до узла.

– Мы наверняка единственные люди в целой Англии, у кого проблемы с сушкой белья! – перекрывая смехом свист ветра, сказала дочь.

– Почему вы снимаете веревку? – задала я ненужный вопрос.

– Оставляй только отпечатки ног, бери лишь фотографии, – крикнула мне Энджи.

Надо обладать своеобразным складом ума, чтобы получать удовольствие от постоянных переездов. Каждый раз оставлять насиженное место и отправляться на поиски другого.

– Ты не говорила, что вы уезжаете.

Я давно уже не виделась с дочерью, и даже в лучшие времена наши отношения были очень непрочными. Мне не удавалось отделаться от мысли, что нынешнее ее пребывание затянулось настолько лишь потому, что у нее была своя палатка, у меня – мой дом, а Велл предоставил нам предлог пожить на его земле. Одной любви дочери к матери надолго никогда не хватало.

Энджи принялась возражать, заявляя, что не собиралась просто собрать манатки и смыться, чтобы я потом явилась, что называется, с тарелкой дымящегося супа и застала здесь лишь следы от протекторов машин и открытку на прощанье.

Кстати, прощальную открытку, вернее настоящий коллаж на картоне, я все же получила и храню его до сих пор. Там стоят подписи всех, включая Люсьена. Приятели Энджи взяли большой кусок картона и покрыли его геометрической формы орнаментом, состоящим из того, что они смогли насобирать в Велле: скорлупок желудей, лепестков шиповника, заплетенного в косицы камыша, сорванного на берегу ручья Хеддик, и пяти багряных листочков бальзамического тополя, приклеенных симметрично, словно драгоценные камни. Кое-что уже отклеилось и потерялось… Я прикоснулась пальцем к тому месту, где прежде был приклеен буковый орешек, и ничего не ощутила, кроме шершавости клея. Даже если все остальное не сможет, этот прощальный подарок напомнит мне, что я узница в мире не одной лишь бесконечной утраты, но и бесконечной красоты.

Энджи была настроена вполне решительно. Им предложили поработать на одном припозднившемся фестивале, установить сцену, после закрытия все демонтировать, а потом они собирались отправиться куда-то в Норфолк. Вроде бы у приятеля Чарли есть сезонная работа на рождественской фабрике где-то в Шотландии. Надо будет рубить ели, делать венки из ветвей остролиста и все такое прочее.

– Тебе не надо никуда отсюда ехать в поисках работы, – возразила я, но дочери трудно было меня расслышать. – Давай лучше спрячемся куда-нибудь от этого ужасного ветра.

Мы забрались в автофургон Чарли и захлопнули за собой дверь. Внутри было немного влажно, но тепло.

– Ради бога! Я говорю, что нет никакой нужды ехать на какую-то захудалую рождественскую фабрику, для того чтобы делать из остролиста венки, присобачивая к ним пластмассовые ягоды. Здесь почти на каждом дереве в саду растет омела. Срежь ее. Если тебе нужны деньги, я заплачу. Омела из Велла будет то, что надо.

Я была не против превратить мой рай в доходное коммерческое предприятие, но… Работа в Норфолке обещала быть интересным приключением. Состав исполнителей – фантастика. Платят совсем неплохо. В Шотландии обещают жилье и стол. Два больших домика на колесах и сарай. Энджи заметила, что, останься она в Велле, зимовать в палатке было бы очень холодно. Я сказала, что обо всем уже позаботилась. Ее, Люсьена и Чарли ожидает теплый амбар, если они решат остаться.

– Мы все вместе, мама, и должны оставаться вместе, – возразила дочь. – Только так мы сможем удержаться и остаться чистыми.

А разве твоя мама не сможет тебя удержать? Так мне хотелось спросить, но накопившийся за долгие годы опыт уже ответил мне.

– Мы вернемся, – пообещала Энджи, со звяканьем вставляя ключ в зажигание.

Я перевела дух, готовясь выплеснуть из глубин моего естества то, о чем я втайне мечтала со времени их приезда.

– Тогда можно оставить здесь Люсьена, – предложила я.

Я не знаю, серьезно ли я надеялась на то, что дочь примет мое предложение, но вдруг Энджи сказала, что Хенни отправляется к своему дедушке. Старик хочет, чтобы его внук ходил в школу, получил какое-то образование, а не слонялся по свету все время. Образование, видите ли, благо. Без Хенни Люсьену будет, пожалуй, одиноко, так что мое предложение – хорошая мысль.

Я повернулась боком на тесном сиденье, чтобы взглянуть дочери в глаза.

– Ты не против?

– Не знаю, мама. Теперь у нас отношения улучшились?

– Без сомнения, улучшились.

Энджи повернула голову и взглянула на меня.

– А как у тебя с Марком? Люсьену хватит выяснений отношений до конца его дней. Я хочу, чтобы он узнал, что такое жить в мире и спокойствии.

– Все нормально, Энджи. Временами, признаю, отношения натянутые, но в прошлом бывало гораздо хуже.

Дочь отвернулась. Я так ее потеряю. Пришлось подбирать другие слова.

– Ты знаешь, о чем я. Мы прожили вместе двадцать лет. В наших отношениях бывали свои взлеты и падения. Мы не позволим, чтобы очередные трудности нас победили.