Возрожденная любовь - Мари Клармон

Он хотел жить со своей раздражающе прекрасной женой Маргарет.

Грейвз повернул направо и переступил арочный дверной проем.

– Ваша светлость, виконт Пауэрз.

Послышался тихий возглас и шорох юбок.

Джеймс расправил плечи и заставил ноги двигаться. До комнаты оставалось всего три проклятых шага, но каждый давался так тяжело, словно он шел через болото.

Мэри стояла там. Смотрела на него. Гордая, сильная, в фиалковых глазах по-прежнему сверкал огонь. Она слегка приоткрыла рот и уронила руки на пышные зеленые юбки.

Голос подвел его. Она выглядела совсем по-другому, но в то же время совсем как раньше. За год нездоровая худоба покинула ее фигуру. На теле и лице появились плавные изгибы, темные волосы были тщательно накручены и уложены. Здоровый румянец озарял когда-то иссиня-бледное лицо.

И было что-то еще. Крой небольшой блузы, прикрывавшей живот, ясно заявлял об одном: они с Эдвардом ждали ребенка.

Джеймс склонил голову.

– Ваша светлость.

– Ты чертов осел, – выдохнула Мэри и кинулась через комнату.

Он совершенно застыл, когда она обхватила его руками, словно боялась, что он может внезапно исчезнуть.

Пока маленькая фигура обнимала его, Джеймс стоял потрясенный. Он в лучшем случае ожидал прохладной любезности.

Пауэрз неуклюже держал руки по швам. Мэри сжала его еще раз и отступила. Сощурив глаза, она заявила:

– Надо сказать, сэр, у вас довольно крепкие нервы, если вы заявились сюда спустя столько времени без предупреждения.

В этот момент Джеймсу захотелось опустить голову и что-нибудь забормотать, но, как бы сказала Маргарет, он не должен все время себя винить. Он просто человек, который принимал крайне неправильные решения.

– Не знаю, что и сказать.

Мэри подняла черную бровь.

– Можешь извиниться. За чаем. Грейвз, пожалуйста, займитесь этим.

Дворецкий поклонился и бесшумно их покинул.

Чувствуя себя не в своей тарелке, Джеймс огляделся по сторонам. Раньше здесь было мрачно, всюду тьма или полумрак. Теперь свет лился сквозь высокие окна и тонкие портьеры, отражался от обитой розовой парчой мебели и массивных зеркал в золоченых рамах.

Вся комната, казалось, сияла довольством, так же как стоявшая перед ним женщина.

Мэри скрестила руки на груди прямо над слегка округлившимся животом.

– А теперь, как бы мне ни хотелось думать, что ты пришел навестить друзей, должно быть, что-то привело тебя к нашим с Эдвардом дверям.

– Ты прямо к делу.

Мэри слегка улыбнулась и направилась к двум креслам, уютно расположенным у окна. Положив руку на розовую парчу, она указала на кресло напротив.

– Я боюсь, ты можешь исчезнуть прежде, чем мне удастся что-нибудь из тебя вытянуть.

Все это казалось таким странным. Их роли полностью поменялись. Когда Джеймс встретил Мэри, она была под действием наркотиков, подвергалась избиениям и оскорблениям со стороны смотрителей приюта для душевнобольных и совершенно не доверяла мужчинам.

Тогда он помог ей. Теперь…

Пауэрз молча пересек комнату и сел в предложенное кресло, потрясенный приливом благодарности – чувства, раньше ему не знакомого. Чувства, вызвать на поверхность которое смогло только постоянное присутствие Мэгги.

– Ты улыбаешься, – сказала Мэри.

Он взглянул на нее.

– Правда?

Расправив юбки, она уселась напротив.

– Еще как.

– Я кое о чем задумался.

Мэри склонила голову набок:

– Или о ком?

– Да, – признался виконт. – О ком.

Мэри откинулась назад, с ее губ сорвался тихий вздох.

– Извини, в последнее время я ужасно быстро устаю.

Джеймс сдвинулся на край кресла.

– Тогда мне не следует…

– Если уйдешь, я буду гнаться за тобой с пистолетом, а ты знаешь, насколько я хороший стрелок.

Он потер ладонью челюсть, вспоминая ее идеальный прицел в поле много лет назад.

– И в самом деле, знаю. Хотя в умении обращаться с ножом тебе со мной не сравниться.

Мэри закатила глаза.

– Вы, сэр, не умеете проигрывать.

– Это точно, – тихо сказал виконт.

Ее взгляд потемнел.

– Мне кажется, мы больше не обсуждаем наши возможности с пистолетами и ножами.

– Я… – он сглотнул, когда стыд – очередное чувство, которому он раньше не позволял всплывать на поверхность, – сдавил его горло. Сделав глубокий вдох, он сжал руки в кулаки. – Мне нужна твоя помощь.

Стенхоуп ожидал насмешек – как он, могучий и самодовольный, пришел просить ее о помощи. В прошлом он часто над ней насмехался.

Несколько мгновений Мэри сидела молча. Тишина длилась так долго, что Джеймс почувствовал, как она царапает его кожу.

Ее нарушил звон фарфора, и в комнату возвратился Грейвз с серебряным подносом в руках, нагруженным чайным набором.

Мэри ничего не говорила, пока дворецкий опускал поднос на маленький столик возле ее кресла. Словно понимая, что происходит нечто важное, Грейвз ничего не сказал и удалился.

Воцарившаяся между ними тишина снова заполнила комнату, пока приглушенное тиканье французских часов на мраморной каминной полке не стало таким же громким, как «бом, бом, бом» могучего колокола Биг-Бена.

Наконец, Мэри взяла чайник и серебряное ситечко. Наливая чай, она тихо сказала:

– Я ждала этих слов с тех самых пор, как ты перестал бывать в этом доме.

Она подняла голову, фиалковые глаза стали большими, и произнесла:

– Я боялась, что никогда тебя больше не увижу, что прочту в какой-нибудь газете, что ты умер.

– Ты не слишком в меня веришь, так? – прошептал Джеймс.

Мэри передала ему хрупкую, наполненную до краев чаем фарфоровую чашку с синим узором.

– Я просто знаю, насколько силен наш господин. И ты знаешь, это не имеет никакого отношения к вере.

«Наш господин». Мэри пришлось бороться за себя, и у нее получилось.

– Значит, ты теперь свободна?

Она коротко кивнула и налила себе чашку.

– Бывают времена, когда меня внезапно одолевает желание, совершенно беспричинное и непреодолимое, отправиться в аптеку и найти там бутылку опия. Я не могу этого объяснить. Ведь я счастлива, теперь меня ничто не тревожит…

– Может, воспоминания? – спросил он.

Мэри прикусила губу.

– Иногда бывает очень тяжело. Эдвард старается относиться с пониманием.