Украденный свет - Джулия Холл

– Прекрати! Я же так упаду!

Он проносится мимо и опускается всего в полуметре у меня над головой, на месте, за которое можно ухватиться рукой покрепче.

Эта малявка серьезно хочет, чтобы я взобралась на гору… посреди ночи… во время снежной бури… в ботинках!

Он опускается примерно на полтора метра и садится на другой небольшой выступ – туда можно поставить ногу. Затем взлетает в воздух и кружит у меня над головой.

А голова раскалывается. Я несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки, чтобы убедиться, что руки еще в порядке. Без перчаток я давным-давно их не чувствую. Очень надеюсь, что выберусь из этой ситуации целиком, не потеряв конечностей.

– Ну да, просто взяла и полезла в гору за какой-то волшебной пылью. – Я кладу руку на выступ, который мне показали. – Ничего такого. Делать особо было нечего, вот я и подумала: «Эй, а почему бы и нет? Я уже несколько дней не была на волоске от смерти».

Глубоко вдыхая свежий воздух, я переношу вес на опору и молюсь, чтобы не упасть.

– Что теперь? – спрашиваю я летающего надоеду.

Следующие десять минут маленький огонек прыгает с места на место по склону горы, показывая, куда мне ставить руки и ноги. В конце концов мы выходим на ровную поверхность. Я падаю на нее всем телом и прижимаюсь лбом к заснеженной земле.

Радовалась ли я хоть раз так отчаянно тому, что лежу на мерзлой земле?

Наверное, нет.

Руки и ноги превратились в кисель.

Как я смогла добраться сюда, не перейдя случайно в фазу, остается загадкой. Тело трясет от выброса адреналина.

Когда я восстанавливаю дыхание, то ползу к каменной стене. Это плато треугольной формы: с двух сторон выросли каменные скалы, а на остром кончике – пугающий обрыв. Словно кто-то отрезал кусок пирога от склона горы.

Пробираясь вперед на четвереньках, я поднимаю голову и, прищурившись, смотрю в ночное небо.

Насколько высокие эти скалы?

Рука касается чего-то холодного и мягкого – по сравнению с камнем подо мной, я имею в виду.

Прямо передо мной под свежим слоем снега какой-то бугор. Когда я смахиваю с него рыхлый снег, показывается рука. Взвизгнув, я падаю на задницу. К счастью, та уже наполовину отмерзла, так что я почти не чувствую боли от неумолимого удара о землю.

Здесь похоронен человек.

Судя по всему, мертвый.

Я не вижу, чтобы этот бугор двигался – это указывало бы на то, что человек дышит.

Набравшись смелости, чтобы взглянуть поближе, я замечаю, что тело припорошено всего парой сантиметров снега, значит, оно лежит здесь недолго.

Не знаю, что и делать.

Я буду ужасным человеком, если просто пройду мимо?

Раздражающий бенгальский огонь подлетает и начинает порхать над бугром, прыгая по разным частям тела.

Я отмахиваюсь от него, как от мухи. Он ведет себя неуважительно.

Маленькому надоеде, похоже, это не нравится, и его голосок звенит у меня в голове, будто это фея под «Ред Буллом», – а потом он снова проносится взад и вперед над замороженным человеком.

– Ты, наверное, шутишь. Хочешь, чтобы я к нему прикоснулась?

Шар замирает там, где должна быть голова, и больше не двигается.

Он пытается буравить меня взглядом?

– А день все хуже и хуже, – ворчу я, пробираясь вперед.

Морщась, я протягиваю дрожащую руку и смахиваю снег, под которым оказывается широкая спина и плечи.

Это определенно парень.

«Лучше долго не раздумывать», – говорю я себе, продолжая отряхивать с тела льдинки.

Голову я оставляю напоследок. Тело лежит лицом вниз, и я очень беспокоюсь, что парень разбил его, когда упал: так тело будет невозможно опознать… и зрелище будет просто отвратительное.

Нефилим я или нет, а размозженные лица выше моих сил.

Оттягивая время, я позволяю себе окинуть беднягу взглядом.

Может, он тоже потомок ангелов. Сложен он явно неплохо. Одет в темные джинсы и рубашку с длинными рукавами, без пальто. Кто будет бродить по Скалистым горам зимой без надлежащего снаряжения?

Мой взгляд скользит по его ногам. Это самая дальняя от скрытой под снегом головы точка – мое сердце начинает биться в три раза чаще.

О нет.

Бросившись вперед, я убираю белую пелену с головы. Под ней именно то, что я хочу видеть меньше всего: покрытая сосульками копна черных волос.

Схватив тело за широкие плечи, я переворачиваю его и смотрю вниз – на застывшее лицо Стила.

Лицо Стила болезненного голубовато-белого цвета. Веки закрыты, на ресницах намерзли ледяные иглы.

Я прижимаю свою ледяную руку ко рту, а другую – к животу, чтобы сдержаться и не закричать. У меня из глаза скатывается слезинка и, скользнув вниз, замерзает на щеке.

Надо проверить, правда ли он мертв… Но я не хочу.

Глупая мерцающая малявка снова здесь – тянет меня за волосы, дергает вперед, и я валюсь сверху на холодное тело Стила.

Это все равно что лежать поперек гигантского куска льда. Холод его ледяной кожи холодит и мою.

Я надавливаю обеими руками на грудь. Из-за нажима из ноздрей и рта белым туманом вместе с низким стоном вырывается струйка воздуха – а потом он снова замолкает.

Это потому, что я надавила, да? Свежие трупы все еще способны издавать звуки, так ведь?

Я точно не знаю. О смерти я знаю лишь из пары эпизодов «C.S.I.: Место преступления».

Я в курсе, что мертвые тела могут пукать, так, может, и дыхание имитировать тоже могут?

Наклонившись вперед, я снова кладу руки на грудь Стила и давлю на грудную клетку. Его тело сотрясается, и изо рта вырывается еще одна струйка пара.

Склонившись, я кладу два пальца ему на горло и пытаюсь нащупать пульс. Ничего не чувствую – и, наклонив голову, прижимаюсь ухом к его груди.

Кажется, я слышу слабый стук.

Я вскакиваю и осматриваю местность.

Если Стил до сих пор и жив, то долго он не протянет. Просто чудо, если его сердце все еще бьется. Может быть, переохлаждение каким-то образом сохранило ему жизнь?

Отсюда плохо видно обрыв вдалеке, но по крайней мере там мы будем защищены от ветра.

Схватив Стила за руки, я оттаскиваю его от края утеса, туда, куда не проникает лунный свет.

Моргнув, чтобы зрение нефилима лучше работало, я приспосабливаюсь к слабому освещению.