Созвездие Весов, или Рыцарь падшей королевы - Диана Кирсанова

– Дилетанты всегда плохо кончают, и в вашем случае это не исключение, – сказал капитан Волков, когда освобожденные от скотча и веревок Арька с Валькой предстали перед ним и он с усмешкой оглядывал их потрепанные физиономии. – Зачем вы полезли в этот сарай? Кто вас просил? Ведь дом и сарай были под наблюдением, мы готовились вот-вот взять убийцу. Если бы не вы, это случилось бы раньше. А так пришлось на неопределенное время приостановить операцию.

– Вы что, сразу поняли, что во всем виноват именно этот? Алексей Березнев, – спросила Арька, намеренно не отвечая на прямо поставленный вопрос и глядя на Волкова с некоторым вызовом.

– Конечно… конечно, нет, – ответил он добродушно.

– А как же тогда?

– Ваше любопытство, Ариадна Максимовна, уже сослужило вам дурную службу. А вдруг будет еще хуже – не боитесь?

– Нет, – мотнула она головой. – Так как же?

– Ну, во-первых, меня насторожили его ботинки.

– Ботинки?

– Да. Когда Алексей Березнев пришел в квартиру подозреваемой, на нем были чистые, сверкающие ботинки. А к подъезду нужно было идти по непролазной грязи – ведь кругом продолжалась стройка. Значит, он не «только что подъехал», как заявил нам, а сразу после убийства таился в подъезде, выжидал и, может быть, от нечего делать почистил свои ботинки.

– Так… ясно… а во-вторых?

– А во-вторых, следы от его автомобиля. Вокруг дома Березневой идет стройка, там много грязи, щебня, глины. Эксперты без труда установили, что машина Алексея простояла там несколько часов, хотя, опять же, он уверял, что «только что подъехал».

– Есть что-нибудь и «в-третьих»?

– Много чего есть. Например, отсутствие алиби: Березнев вовсе не сидел в библиотеке в то время, когда совершалось убийство, и это подтверждается показаниями работников Ленинки, сверенными со списком посетителей. Ну и так далее. А самое главное – когда случилось второе убийство, заговорила подозреваемая. Заговорила всего несколько часов назад. Не сразу, не сразу. Она долго думала. Но потом решилась-таки высказать свои подозрения. Словом, мы давно взяли Алексея Березнева в оперативную разработку. И, кстати, заговори она раньше, третьей трагедии можно было бы избежать. Свою жену, Наталью, он убил за два часа перед тем, как мы начали штурм. «Казнил», как выразился убийца. Посчитал, что она во всем виновата, потому что с ее слов все и началось.

– Ах вот как… так просто… – разочарованно протянула Арина.

– Да, должен сказать и еще кое-что. Ваш папа, Ариадна Максимовна…

– Мой отец?! Что он?

– Незадолго до того, как мы решили брать преступника, он позвонил нам и напомнил про одну фразу, которую слышал от Березнева в вашем, Ариадна Максимовна, пересказе. Преступник сказал ее в тот день, когда я допрашивал вас всех вместе в квартире подозреваемой. Вы помните эту фразу?

– Всего какую-то одну? Нет, конечно!

– Вот она: «Пока я сюда ехал, – сказал Березнев как бы между прочим, – стало совсем темно. Еще и поплутал немного – пока в этой темени сориентировался, хорошо, луна взошла, хотя серп и не яркий, а все же я сумел разглядеть нужную дорогу…»

– И что?

– Ваш отец указал нам, что эта его фраза, сказанная в присутствии четырех свидетелей, тоже является серьезной уликой. И знаете, почему?

– ?

– Потому что старый серп луны бывает виден утром, а не вечером. Если серп виден вечером, то он увеличивается, а не уменьшается. А если вечером луна восходит, то она просто обязана быть… полной! Это значит, что к подъезду, где произошло убийство, Алексей Березнев подъехал не в полночь, как он утверждает, а гораздо раньше. Скорее всего – поздним вечером. То есть тогда, когда в этом подъезде и убили Соломона Фридмана.

Арина помолчала, думая про себя, что ее отец, конечно же, узнал про эти метаморфозы с луной не сам. Ада, которая давно на «ты» со всякими там лунными дорогами, – вот кто подкинул следствию эту улику!

– Скажите… а больше мой отец вам ничего не сказал?

И тут капитан Волков впервые смутился. Белозубая улыбка скрылась, толстые, как палки, брови упали к переносице.

– Откуда вы… Почему вы спрашиваете?

– Потому что я думаю, что отец, а вместе с ним и еще одна женщина по имени Ада – ведь была же такая? Ага! – воскликнула Арина, увидев, что капитан поморщился, потому что его поймали на попытке присвоить себе все лавры удачного расследования. – Именно отец и эта женщина назвали вам имя убийцы! И только тогда, когда вы, в свою очередь, назвали это имя Анне, она и заговорила! Не исключено при этом, что вы пообещали ей какие-нибудь послабления для брата, например, потребовать, чтобы его признали сумасшедшим и не осудили – иначе черта с два она бы заговорила! Что, не так?

– Ну… Когда Максим Бардин и эта его странная спутница пришли к нам, то действительно… мгм… несколько помогли. То есть они убедили… подбросили несколько ничего не значащих доказательств…

– Не подбросили, а дали вам главную зацепку! И имейте мужество это признать, товарищ капитан Волков. Эх, вы…

– Арин, – Валька, усталый, грязный, со следами подсохшей крови на лбу и виске, взял ее за руку.

Впервые за все время знакомства Арька отняла у него свою руку только за тем, чтобы прижаться к нему.

Крепче, как можно крепче…

«Какой был разговор с отцом, когда вернулась домой, что он сказал Вальке, потом снова мне, а потом опять Вальке, пожалуй, не буду пересказывать.

Но это прошло, хотя и не сразу.

Сразу случилось другое: исчезла Ада. Ни я, ни папка больше ее никогда не видели. Ушла, исчезла, испарилась, пропала, сгинула, улетучилась.

«Исчезла из нашей жизни», – как порой замечает мой одинокий грустный отец.

Портрет моей матери по-прежнему висит у него в студии на видном месте. А другой портрет – рыжеволосой женщины в дивном бархатном платье и чарующими глазами, от которых невозможно оторваться, я взяла себе.

Иногда, хотя теперь уже гораздо реже, к отцу приходит его «богема», я и не хочу, чтобы эти фурии спрашивали у него «кто это».

Это Ада. И этого достаточно».

«Несколько месяцев прошло в напрасном ожидании – не думал я, что после Марии еще какая-нибудь женщина заставит меня так долго, с таким тревожным буханьем сердца реагировать на каждый телефонный звонок.

Почему она ушла, не попрощавшись?

Я думал об этом все время.

Я бы никогда не стал навязывать ей свое общество.

Но почему же она ушла, не попрощавшись?!

И вот, когда глухая тоска как будто начала отступать от меня и я мог, уже почти мог начинать свой день без того, чтобы с унынием, всего на несколько секунд, опускаться в кресло, где когда-то сидела Ада, и прислушиваться к какой-то одинокой и страстной, едва-едва уловимой, звучащей во мне мелодии – вот тогда она все-таки мне позвонила.