На одном вдохе - Сергей Зверев

Добравшись до глубины двадцать семь метров и делая регулярные остановки, я израсходовал запас газа в третьем аппарате. Выполняя очередную декомпрессионную «площадку», настраиваю для работы четвертый ребризер. Готово. Но возобновлять подъем рановато. На этой глубине по инструкции мне полагалось бы проторчать минут восемь. Конечно, я не стану здесь задерживаться на целую вечность, но минуты три подожду.

Неподвижно зависаю во мраке безвоздушного пространства, экономя запас газа. В правой руке болтается на ремнях последний аппарат. Левая рука «вооружена» фонарем и полусогнута — я внимательно слежу за сменяющимися цифрами на экране дайверского компьютера… Пора. Приняв вертикальное положение, включаю в работу ноги.

Сверху такая же чернота, как и снизу, — значит, час восхода солнца еще не пришел. Хорошо бы добраться до «Астероида» затемно.

На глубине восемнадцати метров замечаю золотистую рябь на поверхности. Это отблески мощного прожектора, с помощью которого вахта охранников осматривает ближайшую к катеру акваторию. На всякий случай выключаю фонарь — его свет может выдать мое присутствие.

Глубина пятнадцать. Пора сделать очередную остановку… Побыв и на этой глубине меньше положенного, возобновляю подъем, но решаю скорректировать траекторию. Если продолжать движение строго вертикально, то на поверхности я появлюсь в опасной близости от катера. А этого делать не стоит.

Глубина — двенадцать. Катера не видно. По моим расчетам, дистанция до него увеличилась до сотни метров. Маловато. Несколько раз поверхность надо мной озарялась ярким желтым светом, значит, вахта вооруженных охранников не дремлет.

Глубина девять метров. Контролируя давление в баллонах, задерживаюсь на пару минут. Всего на пару вместо положенных пятнадцати. «Ничего страшного в скоротечности остановок нет, — успокаиваю сам себя. — Азота в дыхательной смеси быть не должно. Не мог же Захарьин нанимать для погружений к самолету мало смыслящих в дайвинге новичков!..»

Глубина — шесть. Предпоследняя остановка. Газа почти не осталось, а дистанция до катера увеличилась метров до двухсот. Теперь уже не страшно. В крайнем случае, буду ловить моменты, всплывать на поверхность для прочистки легких и вновь уходить под воду.

Стрелка манометра плавно ложится на последнее деление шкалы. Делаю скромный вдох и возобновляю движение… Три метра. Последняя «площадка». По идее, она должна быть самой продолжительной. Увы, не в этот раз — дышать становится все труднее и труднее. Поверхность настолько близко, что мое тело ощущает «дыхание» волн. Неподвижно зависнув, контролирую давление и время…

Ребризер с пустыми баллонами плавно исчезает в чернеющей подо мной бездне. Впрочем, мне не до него. Иду налегке. Воздуха в легких маловато, но это мелочь: четыре минуты я продержусь даже в том случае, если воздуха в легких не будет вообще.

По самым грубым прикидкам, за время «восхождения» мне удалось отдалиться от катера метров на триста — триста пятьдесят. Неплохо. Плавно подхожу к поверхности, выбирая наилучший момент для всплытия… Наконец луч прожектора скользнул поблизости, разбавив ночной мрак веселыми желто-зелеными искрами. Пора! Высунув голову, жадно хватаю свежий воздух и кручу головой. Катер, освещенный стояночными огнями и вспарывающий предутренний мрак тонким лучом прожектора, стоит почти в полукилометре. Выходит, я немного ошибся в лучшую сторону. Перестраховался.

Хорошенько провентилировав легкие, насыщаю организм кислородом и вновь ухожу под воду в том направлении, где должен находиться «Астероид»…

Через сорок минут стайерского заплыва я всерьез начал опасаться того, что не найду стоявшую на якоре яхту. По крайней мере, до рассвета. Остров Катандуанес всего на тринадцать градусов севернее экватора. А ночи в экваториальных широтах — хоть глаз выколи.

Выручил слух. Остановившись и озираясь по сторонам в попытках разглядеть размытые очертания яхты, я вдруг услышал нечто похожее на стук. Стучали металлом по металлу метрах в трехстах.

«Господин Захарьин пытается починить «сломанный» двигатель», — догадался я и, определив направление на источник звука, поплыл.

Вскоре долбежка стихла, однако наступившая тишина все равно не помешала отыскать «Астероид» — его знакомый контур вырисовался над спокойной гладью моря со стороны запада. Ярко-белый окрас корпуса, поблекший в ночных красках до серых тонов, с небольшой дистанции был хорошо заметен на фоне глубокого звездного неба.

— Ну, здравствуй, упырь, — прошептал я, осторожно подплывая к опущенной купальной платформе.

Упырь вызывал целый спектр чувств — от раздражения до ненависти. Гнев, охвативший на глубине после выхода из гипнотического сна, отнюдь не улетучился и не сменился милостью. Он созрел и трансформировался в твердое желание остановить Захарьина, раз и навсегда покончить с его планами обогащаться, убивая ни в чем неповинных людей.

На купальной платформе и на кокпите его не было. Зато в глубине салона горел фонарь, освещавший приборную доску и откинутую назад панель пульта управления с торчащими пучками электропроводки. Над пультом нависала фигура озабоченного неисправностью Глеба.

— В самый раз, — тихо пробормотал я зловещим голосом. И, стянув с ног ласты, бесшумно забрался на платформу.

Республика Филиппины; в девяти морских милях к северо-востоку от острова Катандуанес. Настоящее время.

Когда я подбирался к Захарьину, в обоих полушариях мозга пульсировала единственная мысль: «Не дать ему опомниться и не позволить повторно исполнить трюк с гипнозом!»

Получилось. Он услышал шаги слишком поздно и, повернувшись ко мне лицом, получил великолепный удар в челюсть. В слаженное движение корпуса, плеча и руки я вложил столько ненависти, что шансов остаться в сознании у Захарьина не оставалось. Это был чистейший нокаут, после которого встают на ноги минут через десять, а соображать начинают еще позже.

— Ну что, ублюдок, не сработал на сей раз твой планчик, — покосился я на два серебристых чемодана, стоявших под буфетной стойкой. — Не все скоту масленица…

Подхватив безвольное тело, я усадил бывшего напарника в капитанское кресло, отыскал моток крепкого пропиленового каната, связал его по рукам и ногам, а для пущей надежности прикрыл глаза повязкой из полотенца. Кто знает, каким образом Захарьин воздействует на людей посредством проклятого гипноза…

Следующим пунктом шикарного плана значилась подготовка к погружению оставшегося на борту яхты ребризера. Небо над восточным горизонтом постепенно светлело. Следовало торопиться, так как с рассветом подчиненные господина Маркоса непременно заметят белоснежную яхту, стоящую на якоре всего в полутора милях от катера.

Второй дыхательный аппарат лежал на месте. Оно и понятно: озабоченному неисправностью двигателя Захарьину было не до него. Газ в баллонах имеется, а на замену канистры с поглотителем уходит пара минут. Готово! Что дальше? Дальше неплохо было бы присесть, чего-нибудь перекусить, отдохнуть… Увы, не получится. Надо взять себя в руки, отогнать смертельную усталость, заставить мышцы и разум работать в полную силу.