Он, она и ...собака - Лесли Шнур

— В спальне.

— Жди здесь. Ни с места. И не возражать. Посмотри телевизор.

— Мне надоел телевизор, — заныл мальчуган. Нина взъерошила ему волосы:

— Это отличный знак. Посиди с Че! — Тот спал на полу и вообще не слышал, что рядом кто-то есть. — И присмотри за Сафиром, хотя он явно никуда не сбежит. Почитай книжку, придумай что-нибудь. Я вернусь через минуту.

— И мы пойдем гулять с собаками?

— Обещаю.

— Дай мизинец.

— Держи! — Она протянула ему правый мизинец.

— Два мизинца.

И друзья, скрестив запястья, сцепили пальцы в кольцо и трижды качнули сомкнутыми руками.

— Если ты нарушишь клятву…

— Никогда! Никогда и ни за что я не нарушу обещания и постараюсь никогда не говорить тебе обидных слов.

— Договорились.

— Но я только человек, понимаешь, я не идеальна, хотя, конечно, мне хотелось бы думать, что я…

— Так, достаточно! — улыбнулся Боно. И, усевшись на пол рядом с Че, принялся тихонько гладить пса.

В дальнем конце темного холла, увешанного фотографиями миссис Армстронг на концертах «Ю-Ту» — от Калифорнии и Нью-Джерси до Парижа и Мюнхена, рядом с Боно, рядом с его музыкантами, — Нина разглядела дверь, из-под которой пробивалась полоска света. Она постучалась.

— Я отдыхаю, Бон. Пожалуйста, оставь мамочку в покое.

— Это я, миссис Армстронг, Нина, которая гуляет с собаками. Мы можем поговорить?

— Нина, разве Боно не сказал вам, что я не в силах разговаривать? Я…

Нина открыла дверь. Миссис Армстронг резко села в кровати и посмотрела на вошедшую так раздраженно и гневно, что напомнила Нине ее саму.

— В чем дело? Что-то случилось с Че? Что может быть настолько важным…

— Боно — ваш сын Боно, а не тот Боно, по которому вы сходите с ума, — вот кто важен. Или вы забыли, что у вас есть сын?

— Да кто вы такая, чтобы разговаривать со мной в подобном…

— Неравнодушный гражданин. Друг вашего сына. Он страдает, миссис Армстронг. Вы нужны ему.

— Да что вы знаете о…

— Ничего. Я знаю только, что он несчастный ребенок. Я знаю, что он без дела слоняется все лето, потому что вы забыли отправить его в лагерь, или определить на какие-нибудь курсы, или устроить для него развлечения — вообще хоть что-нибудь. Он заботится о своей больной собаке…

— Че болен?

— Че старый, абсолютно глухой, еле ходит.

— И между прочим, Боно не хочет никаких…

— Хочет, как любой ребенок. Ему нужны друзья, игры, движение. Господи, да он каждый день с утра до вечера сидит у телевизора. И еще гуляет со мной, с моими собаками. Он одинок, Филлис.

— У него есть нянька. Она с ним занимается.

— Вы знаете, чем эта нянька занимается целыми днями? Читает! А еще жалуется на жизнь, ест и болтает по телефону. Она не товарищ вашему сыну, который, если вы не в курсе, яркий ребенок, забавный, интересный, глубокий, удивительный. Я заберу его себе, если он вам не нужен.

На этом месте миссис Филлис Армстронг поднялась с кровати, угрожающе приблизилась вплотную к Нине, высоко вскинула правую руку, а глаза ее стали такими же холодными и злобными, как у питбулей Исайи.

— Убирайтесь! Вон из моего дома! Кто вы, черт возьми, такая, чтобы приходить сюда и читать мне нотации о моем ребенке? Я люблю свое дитя! — заорала она. — Я люблю Боно, своего сына Боно, а не какого-то другого Боно, больше всего на свете!

Нина прошептала, возможно, в ответ на усиление громкости:

— Так покажите ему это. Вы нужны ему. Ему нужна нормальная жизнь. Ему необходимо ваше внимание. Необходимы вы, дома.

Мамаша ринулась по коридору, Нина следом за ней. Боно сидел на полу, там же, где Нина его оставила, гладил Че и ждал, чем все это закончится.

Опускаясь на пол рядом с Боно и обнимая его, миссис Армстронг уже плакала:

— Это правда, то, что сказала Нина?

— Что? Что скоро на Землю рухнет астероид и жизнь на ней прекратится? Не-а, неправда.

— Я не шучу, милый. Ты действительно чувствуешь себя?..

Он кивнул:

— Думаю, да.

— Прости меня. Я не понимала… Постой-ка… — Она что-то придумала.

Он просиял:

— Что?

— Знаю! Почему бы тебе не поехать со мной? — Боно определенно не обрадовался. — Ну да, поехали со мной, Боно. Тебе понравится. Музыка, люди. Я достану тебе пропуск за кулисы. Ты сможешь с ним познакомиться. Он очень славный, правда. И занимается очень важной работой. Поехали со мной.

У Нины сердце разрывалось от того, сколько разочарования и обиды она увидела в лице парнишки. Она что, ничего не видит, его мамаша? Боно опустил голову и расплакался. Глаза Нины тоже налились слезами. Тупая эгоистичная сучка!

Многие люди плачут легко и по всяким поводам, но для некоторых слезы могут стать самым сильным лекарством.

— Родной мой, — выдохнула Филлис Армстронг, — Я не знала. Прости, я не знала.

Она разрыдалась. И теперь уже три человека, сидя на полу в огромном темном холле, плакали. Филлис обняла сына и притянула его к себе. Тот сначала попытался было вывернуться, но потом позволил себя обнять и крепко прижался к матери.

Боно посмотрел на Нину и улыбнулся ей сквозь слезы. Она никогда не забудет этот миг — его взгляд, его улыбку. То, чего хотят все дети, очень просто и важно — мама, ее любовь, все ее внимание только для тебя. Быть для мамы Боно Номер Один. Чтобы она была его главным фанатом. И все время была дома.

— Мам, — всхлипнул он, — не могла бы ты не называть меня больше Боно?

Она чуть отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Ну конечно, дорогой! Как ты хочешь, чтобы тебя называли? Можно твоим вторым именем, Ван.

— Нет, не хочу, чтоб меня вообще называли в чью-то честь. Хочу свое собственное имя. Простое, обычное.

— Хорошо, родной, какое, к примеру?

— Например, Боб.

— Бобби, пойдет? Он улыбнулся:

— Да, отлично, — и крепко обнял маму.

— Идешь, Боб? — спросила Нина, поднимаясь. Она показала мизинцы, напоминая о клятве, которую они дали.

— Не, иди одна, — ответил он, вытирая слезы и утыкаясь головой в материнское плечо.

Как привычка подсматривать превращалась в отдельную жизнь, так и вмешательство казалось делом вполне живым и естественным. Первый решительный шаг сделать трудно, почти невозможно, но следующий дается легче, а потом еще легче, пока наконец смелость не становится обычным делом. Как привычка рыться в чужих вещах. Только лучше, потому что не сопровождается чувством вины и опасениями быть посаженной в тюрьму.