Кисло-сладкое - Татьяна Грачева

у тебя так глаза не сияли, осанка другая, улыбка.

Соня недоверчиво сощурилась.

– Это всё йога и черничный скраб для тела.

В комнату заглянул Тимур.

– Ма, телефон твой достал уже, тренькает и тренькает.

Соня вздрогнула, с трудом удержала мимику в пределах удивления, по ощущениям, случился апокалипсис, не меньше. Она оглядела комнату, убедилась, что телефона в спальне нет, и бросилась на его поиски.

Кирилл и Тимур переглянулись и одинаково пожали плечами.

Соня влетела на кухню, едва успев затормозить у стола. Юля раскачивалась в кресле-качалке и смотрела телевизор. Сонин телефон лежал рядом с ней на подоконнике и мигал огоньком, оповещающим о пропущенных сообщениях.

Оторвав взгляд от экрана, Юля лениво отпила из кружки кофе.

– Ты чего такая взбудораженная?

Соня потянулась к окну.

– Ждала важного звонка и забыла телефон.

Юля снова отвернулась к телевизору.

– Никто не звонил, но кто-то писал, – нащупав телефон, переложила на стол и чуть подтолкнула.

Соня с нарочитой медлительностью взяла мобильный, несмотря на блокировку отпечатком пальца, не на шутку испугалась, что её безобидная переписка попалась на глаза дочери. В сообщениях не содержалось ничего преступного и зазорного, так можно было бы общаться с подругой, если бы не одно «но», адресатом был Марк, а на безобидную подружку он совсем не походил.

Соня сжала телефон, хотела уйти в другую комнату, но приостановилась, зацепилась взглядом за кружку с кофе.

– Юль, ты хоть что-то, кроме кофе, ешь?

– Ем.

Соня заглянула в раковину, на дне стояла одинокая тарелка со следами супа. Что ж, Юля выучила урок, научилась пачкать посуду и имитировать съеденный обед. Правда, не учла, что, кроме разводов бульона, на керамических боках остались следы ее пальцев – лиловые удивительно красивые отпечатки лжи. Последнее время этот узор покрывал многие предметы, которых касалась Юля. Соня давно научилась распознавать нюансы фиолетового цвета. Люди лгали постоянно и даже не всегда осознанно. Между безобидным желанием приукрасить действительность и намеренным обманом умещалась палитра в десятки оттенков. Юля лгала умышленно, только вот о чем?

Соня усмехнулась.

– Ага, я и вижу. А ложка где?

Юля вскинула подбородок.

– Это вообще не моя тарелка, а Тимура. Я свою помыла.

Соня включила экран телефона, сразу же увидела оповещение в родительском чате и нахмурилась.

– Что вам на каникулы задавали? Ты уже сделала?

Юля, как обычно, ощетинилась. Мгновенье назад расслаблено покачивалась в кресле, сейчас же напоминала сорванный грозой высоковольтный провод.

– Такое ощущение, что ты только о школе и еде можешь со мной говорить!

Соня не отреагировала на выпад, обреченно вздохнула.

– В школу опять вызывают?

– Мам, зимние каникулы вообще-то.

– Я помню, но внеклассную подготовку никто не отменял.

Юля фыркнула.

– У тебя какой-то сверхъестественный нюх на мои неприятности.

Соня отодвинула стул и села, телефон отложила в сторону. Не торопила, просто ждала, когда Юля подберёт слова. За терпеливое молчание была вознаграждена искренностью.

– Вообще-то, классуха с тобой действительно хочет поговорить.

– Ты знаешь почему?

Юля оттолкнулась ногой от пола, снова раскачалась. Ответила не сразу.

– Тут два варианта. Опять будет жаловаться, что я «не использую свой потенциал и вообще-то умная девочка», или это родители Игната нажаловались и теперь требуют, чтобы он со мной не общался.

Соня растерялась.

– Игната? А Павел как же? Я же ничего не путаю, Павел?

Юля устало закатила глаза.

– С Павлом мы в Новый год расстались. Игнат из девятого класса, у них ОГЭ, на подготовке как раз и познакомились, – поймав взгляд Сони, Юля запнулась, – да не смотри ты на меня так, мы с ним просто болтаем, два раза только и виделись. Его родители увидели нас в кафе. В общем, они против нашего общения.

Соня недоуменно нахмурилась.

– Почему?

– Мам, ей-богу, ты последнее время заоблачная какая-то. Потому что он младше меня на два года, я в татухах, знаю членов комиссии КДН по именам, двоечница и ничему хорошему их сына не научу. Он отличник, я его типа недостойна и отвлекаю от великих планов на будущее.

Соня опешила.

– Они запрещают ему общаться с тобой?

Юля кивнула.

– И Марии Степановне точно по этому поводу на мозг присели. Она, кстати, с тобой увидеться хочет давно.

Соня вспомнила телефонный разговор с Юлиной учительницей еще осенью, а потом в декабре. Она опять забыла. Ситуативная амнезия какая-то, точнее, индивидуальная, конкретно на Марию Степановну. После каникул обязательно пойдет в школу.

– Поговорю с ней. А Игнат тебе нравится?

Юля картинно вздёрнула бровь, ответила с наигранной небрежностью.

– Ну, что-то в нём есть. Тебе бы он точно понравился. Отличник, вскормленный чудотворным молоком потомственных гениев. Не курит, не пьет, висит на доске почета.

– Понятно, нравится, значит.

Юля отвернулась к экрану телевизора.

– Терпеть его не могу! Бесит.

Соня ухмыльнулась и встала.

– Всё-таки поешь по-нормальному.

Дождавшись кивка Юли, вышла из кухни, крепко сжимая в ладони телефон. Пересекла коридор и вошла во флигель. Там, где когда-то стояла ее кровать, теперь было пусто, но именно к этому месту ее тянуло фантомной болью, воспоминанием о том, что произошло и не произошло.

Закрыв двери, Соня села на край широкого низкого подоконника и чуть поежилась от сквозняка. За окном зелени было больше, чем в ее оранжерее. Январь выдался сухим и теплым, ничем не напоминал зиму, разве что ночами земля немного индевела, но к утру снова превращалась в ликующе-зеленеющую грязь.

Соня включила экран и вошла в свой профиль. Марк отправил две фотографии, одно аудиосообщение и одну видеозапись. Судя по застывшей картинке – море. После общения на чердаке он несколько раз отправлял голосовые сообщения. Фразы прерывались шумом улицы, посторонними беседами и ветром. Видимо, писать было неудобно, но он не мог не ответить. Эти сообщения Соня переслушивала несколько раз. В них таились эмоции, смешливость и волнение. Марк редко пользовался стикерами и смайлами, и буквы не могли передать его состояние. А еще Соня заметила, что порой вкладывала в слова дополнительный смысл в зависимости от того, в каком настроении находилась. Сарказм или издёвка виделись там, где их не было. Она же в переписке ограничивалась алфавитом, никак не могла переступить страх и заговорить с ним, буквы помогали удержать дистанцию.

Пролистав в конец, Соня включила видео. Море сверкало солнечными кляксами, мягко ласкалось и облизывало белый песок, утробно шумело. Картинка сместилась, в кадр попали голые мужские ноги, идущие по кромке прибоя. Через шаг запись слегка подпрыгивала, да и стопы разбрызгивали морскую пену неравномерно, с прихрамыванием. Ракурс снова сменился, мелькнуло голое плечо, шея, сережка в ухе и, наконец, лицо Марка. Он улыбнулся, на