"Все объекты разбомбили мы дотла!" Летчик-бомбардировщик вспоминает - Георгий Осипов

— Прицеливаюсь по стоянке Ю-88-х, — доложил Желонкин.

— Давай, Федя! — ответил я ему.

— Командир, с аэродрома взлетают «мессера»! — сообщил Наговицин.

— Оповести всех и внимательнее следи за воздухом, — приказал я стрелку-радисту.

— Бомбы сброшены, контрольный снимок сделал, три бомбардировщика горят. Разворот, курс 30 градусов, — передал Желонкин.

Дешифрование контрольного фотоснимка показало, что этим ударом мы уничтожили пять самолетов Ю-88 и один Ме-1091.

Пролетев реку Чир, снизились под облака на высоту триста метров.

— Четверка «мессеров» сзади полтора километра, — доложил Наговицин.

— Командир, отказал левый мотор, — сообщил по радио командир звена Черкасов.

— Самолет Черкасова отстает. Его атакуют «мессера»! — кричит стрелок-радист.

Стрелок-радист экипажа Черкасова Хиздрохулов, отражая атаку истребителей, сбил Ме-109, после чего «мессера» не подходили близко к отставшему самолету, а обстреливали его со средних дистанций и резко выходили из атак.

Уменьшаю скорость, чтобы самолет с отказавшим мотором не быстро отставал, и приказываю по радио всем поддержать огнем экипаж Черкасова. В следующее мгновение на встречных курсах ниже нас проносится пара наших истребителей Як-1. Они отсекают атакующие истребители противника, которые гнались за нами от Тацинской, и мы благополучно вместе с самолетом Черкасова возвращаемся на свой аэродром.

В первый день наступления, 16 декабря, наши войска силами 6-й и 1-й гвардейской армий не смогли прорвать оборону противника на Среднем Дону, подвергаясь сильным ударам авиации противника, действовавшей с аэродромов Миллерово и Тацинская[106]. Для того чтобы уменьшить противодействие авиации противника нашим наступающим войскам, с утра 17 декабря полку была поставлена задача без прикрытия истребителей нанести два удара с целью уничтожения фашистских самолетов на аэродроме Миллерово.

Взлет начали сразу после рассвета. У летчика Озерова из второй эскадрильи на взлете один мотор не развил полных оборотов, и его самолет на разбеге выкатился за границы аэродрома и потерпел аварию, у него сломалась передняя стойка шасси.

К цели подошли внезапно для противника, застав на аэродроме шестьдесят бомбардировщиков, скученных на северной стоянке. Интенсивный зенитный огонь пяти батарей немцы открыли с опозданием. Бомбы по самолетам были уже сброшены. В результате удара было уничтожено пять бомбардировщиков Ю-88 и шесть повреждено[107].

Вскоре после посадки из дивизии приказали нанести повторный удар по аэродрому Миллерово.

Во втором вылете четыре бомбардировщика нашей эскадрильи возглавил мой заместитель капитан Пузанский, а пять самолетов второй эскадрильи — капитан Чижиков.

С нетерпением я ожидал их возвращения с боевого задания. Наконец, послышался гул возвращающихся самолетов, а затем показались три самолета первой и четыре самолета второй эскадрилий.

Техники и оставшийся на земле летный состав, всматриваясь, считали самолеты, а потом начинали гадать, кто не вернулся.

Возвратившиеся с задания летчики и штурманы доложили, что при подходе к аэродрому Миллерово зенитная артиллерия противника начала интенсивно обстреливать боевой порядок наших самолетов задолго до боевого курса. На боевом курсе разрывы зенитных снарядов накрыли полностью боевой порядок обеих эскадрилий. И хотя своим ударом полк уничтожил еще пять немецко-фашистских бомбардировщиков, над целью было потеряно два самолета[108]. В первой эскадрилье был сбит самолет летчика старшего лейтенанта Аввакумова со штурманом лейтенантом Деулиным В. Н., стрелком-радистом сержантом Герасимовым И. Ф. и воздушным стрелком сержантом Чайкой Н. Т.

Во второй эскадрилье загорелся от прямого попадания зенитного снаряда и, круто снижаясь, развалился на части самолет командира звена лейтенанта Щеголева В. Н. со штурманом старшим сержантом Ковалевым П. П., стрелком-радистом Ампилоговым Н. Т. и воздушным стрелком Ропкой.

Одной из причин этих тяжелых потерь был шаблон в тактике нанесения повторного удара, в котором направление захода, высота бомбометания и маневр в районе цели были выполнены почти в точности, как в первом ударе.

За ужином летный состав сидел в подавленном состоянии.

— Давайте помянем не вернувшихся с боевого задания наших восьмерых товарищей, — предложил Черкасов.

— Не буду. Они еще могут вернуться. Таких случаев было много, — возразил Рудь.

— Вряд ли вернутся. Самолет Щеголева был поражен прямым попаданием зенитного снаряда и на крутом снижении развалился на части, — выразил сомнение Погудин.

— А я видел, как бомбардировщик Аввакумова перевернулся на спину и стремительно полетел к земле, — добавил Черкасов.

— Стрелкачи! Кто из вас видел, как подбитые самолеты врезались в землю? — спросил Рудь.

Наступило молчание.

— Ну вот, что я вам говорил. Давайте лучше пожелаем, чтобы наши товарищи быстрее возвратились в полк, — предложил Рудь.

— Жизнь летчика полна смертельного риска. За малейшие ошибки он расплачивается падением, — заметил Погудин.

— Ерунда! Наш боевой опыт учит, что опытные смелые летчики умеют не делать ошибок или исправляют допущенные промахи, побеждают и выходят живыми из сложнейших положений, — возразил стрелок-радист Зеленков И. И.

— Боевой опыт, боевой опыт! Если он чему-нибудь и учит, так это только тому, что в боевом вылете следует ждать черт знает что, — сказал Черкасов.

— Что же, по-вашему, каждый раз надо быть готовым к смерти и к бессмертной славе, как говорил Маяковский? — спросил Рудь.

— Я этого не говорил. Против неожиданностей надо держать высокий уровень боевой подготовки и боевой готовности, — ответил Черкасов.

— Бросьте этот спор. Мы должны летать и бить фашистов, пока живы, а наша слава пусть будет бессмертной, — примирительно произнес Рябов П. П.

— Судьба Аввакумова и Щеголева ждет всех нас, — негромко заметил Иван Иванович Каменский, сидевший рядом со мной.

— Гнилая твоя теория, Иван! — возразил ему Гладков. — По-твоему, через тридцать боевых вылетов каждый из нас должен погибнуть, а мы с тобой выполнили уже больше семидесяти вылетов. Примерно по столько же боевых вылетов у Осипова, Архангельского, Рудя и Муратова, и ничего — еще летаем.

— Это не моя теория, а теория вероятностей. Кто-то может выполнить и по сто, и по двести вылетов, но в среднем за все время боевых действий нашего полка на всех фронтах на каждые тридцать боевых вылетов приходится одна боевая потеря самолета, — обиженно сказал Каменский.