Солдат - Василий Сахаров

В 2050 году более трёх миллионов людей, населявших Новоисламский Халифат, стронулись с места. В 52 году их передовые отряды достигли кавказских предгорий и практически без боя, не захватив, а присоединив к себе, оккупировали Азербайджан. В 53-м вторглись в Армению и Грузию, а в 54-м потерпели поражение от горцев Северного Кавказа на Саларском перевале и потеряли в одной только битве несколько тысяч своих самых лучших и профессиональных вояк. Пока происходили все эти события, основные скопища мигрантов всё же дошли до гор, но здесь им ничего не светило. Запасов не было, предприятия порушены, а на фруктах и охоте миллионы людей не прокормить. Выход у нового пророка оставался один — продолжить экспансию на север. Вырваться со своими людьми, треть из которых в разной степени страдала от лучевой болезни, к Волге, Кубани или Дону. Хоть куда, но лишь бы там имелось продовольствие и какие-то ресурсы. Так в 57 году наступление Халифата на север продолжилось.

Я попробовал прикинуть, сколько воинов могут выставить наши противники на Кавказе. Конечно, я могу сделать только самые приблизительные подсчёты, но уж какие есть. Итак, бойцы, подчиняющиеся Каре, — две тысячи штыков при нём, и ещё около трёх тысяч он может получить из Трабзона. Большая часть его бойцов подготовлены неплохо, и все вместе они станут серьёзной силой. Теперь сам Халифат — от трёх до четырёх тысяч профессиональных солдат и около пятидесяти тысяч ополченцев, вооружения хватает, имеется артиллерия и бронетехника. Кроме того, в армии южан есть неплохие командиры. Плюс ко всему этому постоянно подтягивающиеся с заражённых территорий беженцы, среди которых можно набрать солдат, и местные азербайджанцы, обобранные до нитки и готовые присоединиться к новоявленному пророку и его войску.

Против всех этих по нашим временам больших армий горцы, при всём своём желании выжить, смогут собрать только пять-шесть тысяч воинов без бронетехники и серьёзной артиллерии. И всё. Единственная причина, по которой горцы ещё держатся, — это горные перевалы, за которые они каждый раз цепляются. Опять-таки немаловажно то обстоятельство, что они превосходно знают все местные условия и имеют опыт ведения боевых действий в своих родных горах.

И вот для того, чтобы горцы смогли удержать свою столицу, наше командование и направляет к ним экспедиционный корпус. Именно этим сообщением генерал-майор Игнатьев закончил своё выступление, и так мы узнали о нашем новом назначении.

Комбриг умчался в ППД бригады, а мы принялись паковаться и собираться в дорогу. Прошло два дня, мы были готовы к походу, и наступила наша последняя ночь в этом лагере на побережье. Погуляв ещё какое-то время, я вернулся в свою палатку и завалился спать.

Поутру автоколонна батальона спецназа Четвёртой гвардейской бригады отправилась в сторону столицы и через сутки достигла посёлка Пашковского, где должны были собраться все подразделения будущего Кавказского экспедиционного корпуса. Остановились в поле, поставили одну палатку под штаб и стали ждать, что будет дальше.

Дождались. На следующий день началось то, что я сам для себя назвал бедламом. У нас забрали всю технику и вместо автомашин, пусть не новых, но на ходу, пригнали два больших табуна объезженных лошадей с Тихорецких конных заводов. Оно и понятно, на Кавказе все дороги порушены, ни железнодорожного транспорта нет, ни автомобильного, и все перевозки осуществляются только лошадьми, так что нам предстояло быстро освоить новый вид передвижения. В самом начале сёдел у нас не было, но Ерёменко сказал, что так даже лучше, и мы приступили к тренировкам по верховой езде.

Процесс самой тренировки был прост: делаешь из подручных материалов уздечку, надеваешь её на лошадь, потом с пенька или с помощью товарищей взбираешься на четвероногого друга и мчишься по полю. Точнее, пытаешься мчаться. Первый день таких тренировок был очень длинным, и я всё время думал о том, что скорей бы он закончился. Триста человек, весь личный состав батальона, несколько часов подряд трусили вокруг нашей стоянки, и только к вечеру комбат разрешил слезть с лошадей, а сделать это было почти невозможно. С чьей-то помощью у меня это всё же получилось, и враскорячку, широко расставив ноги и наклонившись вперёд, я отвёл свою лошадь к коновязи и без сил рухнул рядом.

Ладно, ничего страшного и ужасного. Через какое-то время мы стали вполне приличными наездниками и езда на лошадях стала даже каким-то удовольствием. Тем более что вскоре привезли сбрую и сёдла, а чуть позже пригнали три десятка бричек, на которых должны были перевозиться боеприпасы и батальонное имущество. Основная проблема была в другом, в тех подразделениях, которые должны были влиться в Кавказский корпус помимо нас.

Каждый день прибывали наши будущие соратники, и я тихо офигевал. Кого же здесь только не было! Первыми появились несколько отдельных рот ВБР, как быстро выяснилось, новобранцы, пороха не нюхавшие и прошедшие только краткий двухнедельный курс молодого бойца. За ними следом — три батальона территориалов, которые были вооружены только старыми карабинами СКС. Это были те, кто во время переворота так и не определился, на чью сторону встать, а пытался отсидеться у себя в республике. Не получилось, и их колебания никто не забыл. Следом появились войска каратянцев, ещё в прошлом году воевавших против Туапсинской Республики и присоединившихся к нашей Конфедерации. Бойцы хорошие, с горными условиями не понаслышке знакомые, но все как один слишком уж религиозные и угрюмые. Сами себе на уме люди, и, чего от этих пяти сотен бородатых дядей можно было ожидать, оставалось загадкой. После каратянцев появились братушки-гвардейцы — два сводных батальона. Один — из Второй бригады, полностью артиллерийский, укомплектованный 120-мм миномётами, и ещё один — из Первой, те, кого штурмовики не пожалели, самые что ни есть залётчики и разгильдяи, не признающие никаких авторитетов и правил.

Такое вот собиралось чрезвычайно разнообразное по составу и боевым качествам войско, и теперь оставалось только узнать, кто же будет нашим командующим. Гадали мы на эту тему много: и генерала Крапивина на место нашего комкора прочили, и полковника Фарахутдинова из ВБР, и даже комбрига Второй гвардейской бригады Котикова. Реальность превзошла все наши предположения, и когда мы получили известие, что нашим комкором назначен старший сын президента Геннадий Симаков, то всем батальоном впали в глубокое уныние. Надо сказать, что причины для этого были, так как до нас наследник президента командовал частями ВБР, наступающими на Батайск, а какие они тогда понесли потери, мы помнили очень хорошо. Да и слухи об этом тридцатилетием генерале в военной среде ходили самые разные и, как правило, нехорошие. Холоден, заносчив, спесив и дурак — так характеризовали нового комкора те, кто служил с ним ранее, и думаю, что этим словам верить стоило.

Тем же вечером, вернувшись из Краснодара, куда он ездил по делам, Ерёменко вызвал к себе Черепанова, своего брата и меня. Почему не позвали остальных сержантов из ближнего круга, я тогда не догадывался и, войдя в палатку, которую занимал наш комбат, не поверил своим глазам. Полковник сидел за штабным столом, на котором стояли две бутылки водки, одна уже пустая, а другая початая, курил и сам себе напевал что-то про чёрного ворона, который, сволочь такая, почему-то вьётся над его головой. В таком тоскливом состоянии нашего командира я ещё ни разу не видел, так как он всегда был против выпивки и только в праздники иногда позволял себе немного вина. Решив не тревожить полковника, я присел на лавку у брезентовой стенки и дождался, пока подтянутся офицеры.