Демоны космоса - Илья Стальнов

– А кто не боится? Только идиоты, которые не понимают, куда нас кинули…

– Они боятся того, что может быть…

– А ты?

– А я? Я того, что будет. Будет обязательно.

– И что будет?

– Что-то жуткое… Со мной. Я знаю…

Она не стала возражать. Только внимательно, как мне показалось, с состраданием и долей отчаяния посмотрела на меня…

– Все будет нормально, Серг, – она встала, приблизилась ко мне. – Мы выкарабкаемся.

– Я – не выкарабкаюсь. Я знаю.

– К шарху твои знания!

– Талана. Я сентиментальный дурак… Но я все помню. Горы. Море, закат… Музей и портрет рыцаря со шпагой. Это было прекрасно. И ты… Ты тоже была прекрасна.

Мне казалось, что я мелю несусветную чушь, но с моего сердца спадала окаменелость, оно размякало, и я вдруг ощутил, что на глаза готовятся навернуться слезы.

Талана вздохнула, И тут, движимый импульсом, которому противиться нет никаких сил, я привстал и потянулся к ней. Обнял ее. Она прижалась ко мне Губы у нее были мягкие Сталь, из которой состояла Талана, вдруг расплавилась. И теперь в женщине рядом со мной были податливость и сила, ласковость воды и бездонность неба…

Губы сами прошептали:

– Талана, я люблю тебя…

И передо мной распахнулся космос… Это был космос чувств…

КОНТРРАЗВЕДЧИК

Все шло, как запланировано. Мы вынырнули в системе Ланы, вломились в охранный пояс, напоролись на достойный отпор и нырнули обратно, прикрываемые кораблями, которые оставили на погибель. Но так было запланировано. Может быть, им повезет выбраться. Может быть…

В следующий нырок мы углублялись еще больше в сферу меркан.

В очередной точке, на Лаккрамахе, нас ждал еще более горячий прием. Мы сразу потеряли эсминец и три катера.

Нам, пилотам, непривычно было наблюдать на экранах в обзорном зале бой и со стороны видеть, как гибнут боевые машины. «Бриз» содрогался от выбросов энергии. И мелко дрожал, когда получал порцию плазмы… Меня магнитом тянуло к «объем боя» Но это был еще не мой бой.

Скорее всего, мы бы смогли раздолбать оборону Лаккрамаха, но нам нужно было уходить И мы ушли, бросив мерканам на съедение еще несколько боевых кораблей…

Все как запланировано. Запланированные потери. Запланированная гибель. Запланированные слезы, отчаяние, боль. Все развивается по плану. Война идет…

Нас же ждет главный бой… Наш главный бой… Мой главный бой…

Опять супервакуум. Недели ожидания, тренировки.

С Таланой отношения у нас вошли в странную стадию. Мы понимали друг друга с полуслова. Ловили взгляды. Нас тянуло друг к другу. И все-таки после того вечера мы воздвигли железную стену. Провели линию отчуждения, за которую нельзя ступить. Может быть, потом. Когда все закончится. Но не сейчас. Нельзя размякать. Надо готовиться к бою.

Да, нельзя было отвлекаться. Нельзя расслабляться. Нельзя пускать нюни по поводу значительных потерь. Нельзя отчаиваться. Можно работать. Отрабатывать опять в тренинговом комплексе шаг за шагом будущий бой.

– Мы отлично сработались, – сказала Талана после очередной тренировки звена.

– Взломаем меркан в лет, – с воодушевлением воскликнул лейтенант Рутгерт Рук.

– Посмотрим, – нахмурился я…

Мы настолько привыкли к ожиданию, что момент выныривания у Дольмена казался недостижимым. И когда по телу прокатилась волна и «Бриз» вынырнул в реальное пространство, было мистическое ощущение материализации всех страхов…

Все, теперь нет места для посторонних мыслей Теперь надо работать…

Контактшлем начал расчерчивать расстановку сил, прорисовывая точку выхода, позиции противника…

Спасибо богу войны, сегодня нам повезло больше, чем на прошлых «фестивалях». Мы вынырнули достаточно далеко от оборонительного комплекса и мерканских боевых кораблей, барражирующих в пространстве.

И мы получили зазор в четыре часа.

Через четыре часа эскадра выйдет на дистанцию действия, и истребители рванутся в пустоту…

– Пилотам, первая готовность, – прозвучал приказ офицера-координатора…

Переход с нулевой готовности на первую означает что мы должны покинуть истребители и ждать в кубриках сигнала.

Отсрочка никого не обрадовала. Опять ожидание, тогда как все были настроены сразу ринуться в бой – а там будь что будет…

Мы собрались в классе звена. Сидели, перекидывались лениво словом-другим. Напряжение росло по мере приближения к моменту действия.

За сорок минут до контрольного срока я ощутил, как что-то изменилось в окружающем мире. Сперва я не мог понять, что именно. Но моя невероятная чувствительность подсказала, что резко выросла активность электронных контрольсистем. И центром этой активности был я. То есть меня опять взяли под колпак. Крепко. Все мыслимые следящие и контрольные системы задействованы на меня. Кем?

Ответа ждать не пришлось долго.

– Лейтенант Кронбергшен. Вам надлежит прибыть к полковнику Торрелу, сектор красный, помещение 11 008.

Внутри что-то оборвалось.

– Что надо этому подонку?! – вскинулась Талана. – У нас боевой вылет… Я выхожу на связь со штабом!

– Успокойся. Это бесполезно. Я пойду к нему, – встав с глубокого кресла, я поправил комбинезон, подошел к стене, активизировал зеркало. Выгляжу нормально…

Мне предстоял разговор, который давно должен был состояться… *** Он был в кабинете один. Чувства мои обострились. Я ощущал, что он сжат, как пружина. Напряжение в нем было дикое. И еще – он просто боялся…

Я прижмурился, пытаясь разобраться в активности электронных приборов, перекрывающих помещение и подходы к нему. Красное пятно – это я. Моя персона находится в фокусе видеокамер, датчиков, которые фиксируют малейшие изменения в моем состоянии. В случае агрессии с моей стороны прозрачная преграда отделит меня от полковника. Если этого сделать не удастся, автоматика просто испепелит меня ударом лазерного луча.

Да, полковник не шутит. Но что его подвигнуло на такие меры предосторожности?

– Прибыл по приказанию, – четко доложил я.

– Я вам благодарен, – кивнул полковник Торрел, вальяжно развалившись в кресле, закинув ногу на ногу.

– Содруг полковник, вам не кажется, что за сорок минут до вылета это неразумно.

– Так получилось, лейтенант. Так получилось…

Не спрашивая его, я уселся в кресло. Он приподнял бровь. За подобное нарушение субординации могла последовать дисциплинарная ответственность, но видно было, что наш разговор не предполагал соблюдение формальностей.