Посол Империи - Грэм Макнилл

Его окружили воины со знаком своего вожака на доспехах. Каспар выпустил в великана последнюю пулю, но промахнулся, угодив в горло коннику возле свирепого гиганта. Озверевший воин вскинул над головой свой страшный боевой топор и поскакал прямо на Каспара.

Посол покачнулся в седле, и секира вместо головы ударила в плечо, сорвав паулдрон. Каспар взвыл от боли, когда лезвие погрузилось в тело: сила толчка едва не выбила его из седла. Восстановив равновесие, посол ударил в ответ — меч громко лязгнул о толстую броню неприятеля.

Мужчины кружили на месте, не отрывая глаз друг от друга, и Каспар видел, что в этом поединке ему не победить. Курганец тоже понял это и, крикнув что-то на своем каркающем языке, рванулся к Каспару.

Вдруг перед послом блеснула серебряная вспышка, и его обдало красными брызгами. Тело бородатого гиганта рухнуло с коня немного раньше отрубленной головы. А мимо проскакал Кажетан, покрытый своей и чужой кровью. Мечи его взлетали, падали и убивали, убивали, убивали.

Каспар, не веря, смотрел, как Кажетан дерется с немыслимой грацией и мастерством, бросая вызов всему на свете. Он слышал, что истинный гений в воинском искусстве всегда найдет пространство для маневра, увидит возможность для смертельного выпада, одновременно уклонившись от удара противника. Но Кажетан тек сквозь битву, словно вода, топоры и мечи, казалось, проплывали мимо него, а он поворачивался и бил со сверхъестественной ловкостью. Клинки его пели в полете, и там, где они замирали, погибал очередной неприятель.

Каспар развернул коня, готовый вновь влиться в бой, хотя рука с мечом горела огнем от усталости, а каждый вдох обжигал легкие.

Но курганцы уже рассеялись. Внезапная смерть предводителя лишила их мужества, и они галопом скакали на север, обратно к деревьям, к лесу, из которого появились.

Каспар опустил меч, и ничем не сдерживаемое больше изнурение битвы навалилось на него. Он похлопал Магнуса по тяжело вздымающемуся и опадающему боку и пробежал рукой по своим мокрым от пота волосам, застонав от боли в плече, задетом топором вожака кур-ганцев. Рука как будто онемела, и посол для пробы несколько раз пошевелил пальцами.

Он заставил себя остаться в седле и оглянулся, услышав, как кто-то окликнул его по имени. Саша Кажетан подскакал к Каспару, его сжатые кулаки все еще стискивали залитые кровью мечи.

Каспар взглянул на мечи и подумал, не затем ли он пережил битву, чтобы умереть сейчас от рук безумного бойца.

Но Кажетан и не помышлял об убийстве — он протянул клинки Каспару, развернув их рукоятями вперед. Каспар принял оружие и только сейчас заметил, сколько ран на теле Кажетана, — и из каждой мерно струился ручеек густой крови.

Подъехал Курт Бремен в покореженных и кое-где порванных серебряных латах, скользких от размазанной крови. Он увидел раненого Кажетана, прилегшего на шею лошади, и покачал головой.

— Никогда не видел ничего подобного, — сказал рыцарь.

— Я тоже, — просипел Каспар, удивляясь, что они все еще дышат. Сражаться с превосходящими силами мощного противника и одержать победу — разве не поразительно? — Просто немыслимо.

Бремен развернул лошадь, наблюдая, как выжившие курганцы перегруппировываются у брода.

— Надо отправляться,- заявил он.- Вероятнее всего, это был отряд разведчиков, разыскивающий пути на юг для армии Верховного Зара. За ними могут появиться другие.

Бремен созывал солдат, а Кажетан стонал от боли. Каспар не знал, что сказать бойцу. Этот человек убил его старейшего друга, пытал другого, а теперь вот спас им жизни.

Он вспомнил взгляд Кажетана, когда они сражались на вершине холма, и улыбнулся, наконец-то поняв дилемму Стефана, изложенную перед боем у Овсяного Брода.

— Посол, — окликнул его Бремен. — Нам пора.

— Да, — ответил Каспар, помогая Кажетану сесть прямо. — Давай убираться отсюда.

I

Каспару казалось, что он никогда не видел более приятного зрелища, чем башни и здания Кислева, окруженные высокой стеной и лагерями солдат и беженцев. Он вспомнил, как впервые взглянул на эти строения почти четыре месяца назад и какие предчувствия владели им тогда.

Возвращение на юг, в Кислев, получилось изнурительным. Курт Бремен не желал задерживаться на севере дольше, чем то было необходимо. Существовала возможность, что курганские всадники будут их преследовать, но гнаться за ними никто не стал, и путешествие прошло без неприятностей. Несмотря на невероятный подвиг — победу над таким множеством врагов, — рыцари были подавлены, частично из-за пустынности степи, частично из-за потери троих соратников. Штандарт Рыцарей Пантеры был приспущен, и Каспар знал, как больно Курту Бремену оттого, что пришлось оставить тела погибших позади, но у них просто не было времени возвращаться за ними.

Лошадей без всадников привязали к седлам выживших рыцарей, и животные грустно следовали позади отряда, словно знали, что их хозяева никогда больше не сядут на них. За весь путь Кажетан не произнес ни слова, лишь поблагодарил рыцаря, зашившего его раны. После битвы у брода он впал в ступор, игнорируя все обращенные к нему вопросы, от кого бы они ни исходили, и не поднимал головы. Хотя он не делал попыток бежать, Бремен решил не рисковать и приказал связать Кажетану руки, так что лошадь Саши вел Валдаас.

Понимая степень безумия Кажетана, Каспар не думал, что подобные предосторожности необходимы, но спорить с рыцарем ему не хотелось.

— Никогда не думал, что буду счастлив снова увидеть это место, — сказал Бремен, едущий рядом с Каспаром.

Посол, слишком вымотавшийся, чтобы отвечать, кивнул. Раненое плечо по-прежнему адски болело, но он улыбнулся самому себе, предвкушая скорую встречу с Софьей, Анастасией и Павлом. Он повернулся в седле и увидел, что Кажетан смотрит на город со страхом и ненавистью. Что ж, его вполне можно понять, ведь чекисты наверняка захотят вздернуть его, как только он окажется в стенах столицы.

Этот шаг Каспар был решительно намерен предотвратить. За спиной Кажетана стояли другие силы, и Каспар не желал увидеть бойца на виселице, не попытавшись выяснить, кто эти люди. Он уже предвидел столкновение с Пашенко.

Каспар вздохнул. Он надеялся, что с пленением Мясника наступят дни чуть более упорядоченные, чем были до сих пор.

Но его терзало предчувствие, что положение дел мало изменится.

II

Снег кружил над укрытой ночью лощиной, когда девять всадников въехали на скалистый склон, возвышающийся над долом. Закутанные в шкуры, они больше напоминали диких животных, чем людей.

Больше здесь не было ничего живого, да и не могло быть, — каменистая земля и усердно завывающие ветры делали эту часть Кислева непригодной для жилья.

Наездники гнали усталых лошадей вверх, на откос глубокой расселины, выглядящей так, словно земля раскололась, нанеся самой себе длинную извилистую рану. Борясь с ухудшающейся на глазах погодой, всадники все подстегивали и подстегивали коней, хотя, казалось, сами стихии вознамерились помешать их продвижению.