Темная сторона Кая - Эстель Маскейм

Кай садится за стол напротив меня и тянется за чашкой. Мы кутаемся в одеяла, накрываем плечи и несколько минут молчим, наслаждаясь теплом дома и горячим шоколадом, изгоняющим ледяной холод из наших костей.

Пьем не спеша, улыбаемся друг другу поверх чашек и не спешим нарушать тишину.

– Ну вот, почувствовал пальцы на ногах, – говорит наконец Кай и, отодвинув пустую чашку, плотнее запахивает одеяло. Какая трогательная картина: парень с выбритой на брови полоской, синяком под глазом и распухшими костяшками пальцев кутается в любимое одеяло Кеннеди, белое и пушистое.

Я тихонько хихикаю.

– А у меня лицо оживает. – Поднимаю руку, трогаю лицо и глаза – не свисают ли с ресниц сосульки. Никогда бы не подумала, что однажды субботним вечером буду сидеть на кухне, пить горячий шоколад – приготовленный не кем-нибудь, а папой – с Каем Вашингтоном, загадочным незнакомцем, которого я облила водкой с содовой.

Я встаю, собираю пустые чашки, ставлю в раковину и оставляю там, потому что мыть их сейчас совершенно нет сил. Подхожу к Каю сзади, обнимаю за плечи и почти полностью накрываю одеялом. Мой подбородок идеально вписывается в изгиб его шеи.

– Извини, что сердилась на тебя, – шепчу я и вдыхаю густой мускусный запах его одеколона. Не надо было мне так срываться. Кай прав – я злилась понапрасну, убеждала себя в том, в чем он никак не был виноват.

– А ты извини меня – я вел себя как последний идиот. – Он берет мои руки в свои, и мы замираем на несколько секунд в такой позе. Я закрываю глаза. Может быть, именно этого мне и не хватало? Вот таких особенных моментов, которые случаются, когда их меньше всего ждешь. Не такие ли моменты помогают пережить неизбежную боль, когда все заканчивается?

– Пойдем наверх. – Я с неохотой убираю руки с его плеч, выпрямляюсь, и Кай тоже встает.

Мы направляемся к лестнице, два бредущих по дому гигантских маршмэллоу, но еще до того, как шагнуть на нижнюю ступеньку, я ловлю папин взгляд. Сидя в кресле, он многозначительно стучит пальцем по стеклу, качает головой и закрывает ноутбук.

– Уже поздно, Ванесса, – говорит он, не повышая голоса, но с едва заметной ноткой требовательности. – Думаю, твоему другу пора домой.

– Да, да, конечно, – торопливо лепечет Кай. Обычно вежливый и спокойный, он жутко теряется и явно чувствует себя не в своей тарелке, когда дело доходит до общения с моим отцом.

Как странно. Несколько дней назад Кай уже был в моей комнате, и тогда папа не только не возражал против его присутствия, но даже глазом не моргнул, а теперь вдруг просит его уйти? Что вообще происходит? С одной стороны, я не хочу, чтобы Кай уходил, а с другой, мне нравится, что папа не просто сидит молча и ему не все равно, что парень поднимается в мою комнату. Разве не этого я ждала последние годы? Разве не хотела, чтобы у меня был настоящий родитель, напоминающий, что нужно надеть куртку, предлагающий горячий шоколад, чтобы согреться, и без лишних нежностей выставляющий за дверь парня, задержавшегося допоздна в гостях?

Это даже слишком хорошо. Папа действительно принял в расчет мои чувства, и пусть не все получается гладко и непринужденно, я определенно ценю предпринятые им в последние двадцать четыре часа усилия. Может быть, проблема и впрямь была не в том, что он забыл о нас, а в том, что он посчитал правильным не давить на нас с Кеннеди, а дать нам больше свободы.

– Ничего, если я задержусь еще минут на пять? – спрашивает Кай. – Пока мама за мной приедет?

Я смеюсь. Как будто папа скажет сейчас «нет» и выгонит гостя на холод. Папа и сам усмехается, говорит, что, конечно, никаких проблем, и снова открывает ноутбук и возвращается к своим изысканиям.

Мы с Каем сидим на нижней ступеньке. Он отправляет матери сообщение с моим адресом, и она тут же отвечает, что уже едет. Велосипед в такую погоду бесполезен – снег слишком глубокий, – а пешая прогулка может быть опасной для жизненно важных органов.

– Так что, я увижу тебя сегодня? – спрашивает он, откладывая в сторону телефон. Глаза у него веселые, и я вижу в них надежду, как тогда на вечеринке, когда он словно ждал, что я запаникую и откажу.

Но сейчас моя сияющая улыбка не дает оснований для каких-либо сомнений.

– Несси с удовольствием встретится с вами завтра, Капитан Вашингтон.

На следующее утро просыпаюсь оттого, что кто-то осторожно трясет меня за плечо. Открываю глаза – папа. Видеть его так рано в воскресенье настолько непривычно, что в первый момент я пугаюсь и несколько секунд, пока в голове не прояснеет, смотрю на него в ужасе. Потом приподнимаюсь на локтях и протираю глаза. Что случилось? Папа никогда не изменяет привычкам…

– Ты нужна мне внизу, – говорит он серьезно, без тени улыбки. Ни озабоченность в его глазах, ни хмурое выражение на лице мне не нравятся. К тому же он впервые за несколько месяцев побрился, и я едва узнаю его без закрывающей подбородок клочковатой бороды.

Я сажусь.

– В чем дело?

– Нам нужно поговорить. – Он поворачивается и уходит, не дожидаясь ответа и, вероятно, полагая, что я последую за ним. Неопределенность только усиливает беспокойство.

Сбрасываю одеяло и выбираюсь из постели. На мне только спортивные шорты и майка, так что я достаю из шкафчика худи и быстренько надеваю, чтобы не замерзнуть. Телефон показывает 9.16. Для серьезного разговора с отцом определенно слишком рано. Я заглядываю в комнату Кеннеди – разумеется, сестра еще спит, посапывая в такт с Тео, который открывает один глаз и смотрит на меня. Значит, семейное обсуждение не предполагается. Папа хочет поговорить только со мной.

Я торопливо сбегаю по лестнице и отправляюсь на его поиски. Как обычно, он на кухне и уже разливает в две чашки растворимый кофе. Был бы повнимательнее, знал бы, что кофе я вообще не пью.

– Садись, – говорит через плечо папа, услышав мои шаги. Потом поворачивается и запускает чашку через стол. Я выставляю руку и ловлю ее.

– Ты можешь сказать, что происходит? – спрашиваю я, опускаясь на край обеденного стула. Всего лишь вчера вечером я сидела за этим же столом с Каем и пила горячий шоколад. А теперь я здесь с отцом и пью растворимый кофе.

Папа кладет руку на спинку стула, но не садится, а смотрит, прищурившись, на меня.

– Харрисон Бойд.

Я с усилием сглатываю.

– Что?

– Кеннеди назвала мне имя парня, который поместил в Сети это… – Он глубоко вздыхает, сжимает переносицу большим и указательным пальцами и глухо произносит: – Это видео. – На меня он не смотрит. – Так это был Харрисон Бойд?

Ну вот, теперь даже на собственную сестру нельзя положиться. Хранительница секретов. Я убью ее уже за одно это предательство, но позже. А пока сую руки в карман худи, чтобы не ломать пальцы у него на глазах. Говорить с ним на эту тему я не хочу – достаточно и того, что он посмотрел запись.