Палач - Эдуард Лимонов

— Хорошо, но откуда «они» берут труп?

— В госпитале, Стив. Некто умирает вдруг в госпитале, и «они» заимствуют труп из морга всего на несколько часов, обычно ночью, после чего труп водворяется обратно в морг. «Они» — это целая сеть, объединяющая санитаров, служащих моргов, гардов и даже, может быть, докторов больших госпиталей…

— Ой, ой, ой, — пораженно гудит Стив в телефоне, — но могут же остаться следы, знаки того, что труп употребляли… — Он запинается.

— Стив, — Оскар снисходительно улыбается, — ты не станешь ебать труп, и я, признаюсь тебе, никогда не имел такого рода желаний. Для этого нужно быть очень специальным человеком… Обыкновенно «Артуров» употребляют для возбуждения, как аксессуар. Ну, случается, его хлещут кнутом или мастурбируют на него — это все. На мертвом следы порки не видны, и не так много некрофилов разгуливает по миру. В основном же труп стимулирует сексуальность… Ты сам сказал, что присутствие «Артура» поперчило твой секс.

— Да, — подтвердил Стив, все еще смущаясь. — До чего же мы в нашем Нью-Йорке дошли, Оскар… нравы у нас римские, как в имперском Риме эпохи упадка. Не хватает только боев гладиаторов.

— Я думаю, Габриэл сумела бы организовать и бой гладиаторов, — смеется Оскар. — Если ее страсть ко мне продержится до следующего моего дня рождения, может быть, она это сделает…

— А что, есть знаки, что страсть проходит? — осторожно спрашивает Стив.

Оскар понимает, что сболтнул лишнего.

— Подлинная страсть, Стив, не проходит никогда. Она лишь принимает другие формы. Надеюсь, у Габриэл именно такая страсть ко мне.

— Да-да, — торопливо согласился Стив. — Тебе был бы не полезен разрыв с нею.

Оскара умилило определение «не полезен». Он еще раз подумал, что в вялом с виду авторе бестселлеров он приобрел Друга. Интересно, почему Стив всегда выбирает сторону Оскара. Может быть, Стив всегда хотел быть Оскаром, а вместо этого стал Стивом Бароном. Может быть, он хотел бы действовать, а вынужден писать о том, как другие действуют…

— Я звоню тебе еще и по другой причине, Оскар. Тобой очень интересуется Джерри Гольдсмит, ты знаешь, кто это такой?

— Никогда не слышал этого имени.

— Джерри Гольдсмит — издатель и главный редактор ежемесячника «Риал Мэн». О «Риал Мэн» ты, конечно, слышал?

Да, Оскар видел несколько номеров журнала, издающегося уже три года и, кажется, успешно конкурирующего в настоящее время с «Плейбоем» и «Пентхаузом». «Риал Мэн» ориентируется на куда более современную аудиторию, его читатель — куда более декадентский и женственный, чем читатель «Плейбоя», основанного и сложившегося в другую эпоху. Читатель «Плейбоя» — грубый мужлан в сравнении с читателем и героем «Риал Мэн». «Риал Мэн» дошел даже до того, что позволяет своим героям быть бойсэкшуал. И остается при этом массовым журналом.

— Tax вот, Джерри как всегда ищет интересный материал для журнала. Я ему рассказал о тебе. Он хочет с тобой встретиться. Если ты, конечно, не возражаешь…

— Я не возражаю.

Оскар подумал: а что, собственно, может ему дать «Риал Мэн» — какую пользу? Или вред?

Как бы чувствуя его сомнения, Стив объяснил Оскару:

— Знаешь, я подумал, что тебе не помешает паблисити. Быть избранным в американский Сенат ты, кажется, не собираешься, а, Оскар? Хорошая публикация в «Риал Мэн» мгновенно сделает тебя известным по всей Америке… На случай, если страсть Габриэл пройдет… Вторую Габриэл Крониадис найти почти невозможно, но мужчине эпохи, принесенному журналом в несколько миллионов американских домов, будет куда легче находить свежих клиенток. А я считаю тебя, Оскар, мужчиной этохи, героем нашего времени…

— Герой-любовник, — насмешливо подсказал Оскар. — Как Валентине…

— Да-да, — подхватил Стив. — Именно это определение, я постарался внушить Джерри. «Мужчина эпохи XXI века». Он умирает, так хочет тебя видеть…

— Хорошо, Стив, приведи его когда хочешь. Спасибо тебе, ты обо мне так трогательно заботишься.

— Пустяки, Оскар, я получаю большое удовольствие от общения с тобой. Ты один из немногих живых людей вокруг меня…

5

Оскар лежит на полу в салоне, и мартовское солнце сквозь стекло горячо накалило его кимоно. Оскару грустно.

Если рассказать им, что Палач перед сеансом грустит, как шестнадцатилетний юноша перед первым свиданием, ни одна из женщин Оскара не поверит этому. Однако Оскару невыносимо грустно, он ясно понял сейчас, что счастлив он был, только в те короткие шесть недель, которые он прожил вместе с Наташкой. Почему люди не понимают друг друга? Почему Наташка, с виду такая слабая и хрупкая, упрямо идет в жизни своей дорогой, как будто знает, куда идти? Зачем ей все ее победы над мужчинами? Даже над водителями такси? Зачем? Убедиться еще и еще раз в ее, Наташкином, могуществе?

Наташка не раз говорила, что она хочет жить как в сказке. Грязноватая получилась сказка, грустно думает Оскар, вспоминая Наташку, креветкой сжимающуюся и разжимающуюся на двух членах — налитом кровью, живом — мальчишки Алена, и искусственном. Ужасная сценка снова и снова является Оскару, почти подобная сну, сцена эта помогает теперь Оскару получить оргазм всякий раз, когда ему нужно кончить в очередную клиентку.

«Неужели я такой старомодный человек на самом деле, что лишаю Наташку свободы выбора ее жизни? Может быть, и старомодный… А почему нет? Почему я должен быть «прогрессивным» и делить женщину, которую люблю, со всем миром? А если я не хочу? Моя сказка — другая. В моей сказке одна принцесса, и это — русская принцесса Наташка. В Наташкиной же сказке наверняка бесчисленное количество принцев, затянутых в плотные трико, вальсируют по заросшему красивыми растениями раю…» Несмотря на смешную сценку, которую он себе представил — сотни комических принцев и Наташка, лежащая в легком палантине посередине рая и указывающая повелительным перстом на очередного принца: «Этого!» — и воины уже тащат упирающегося принца, скрутив ему руки, — Оскару невесело.

Сказки разные. Факт. Чья же сказка права? Или обе правы? Если правы обе, это тоже грустно, ибо им никогда не слиться в одну… Выхода нет. И вот Оскар, в черной сбруе и с маской на лице, будет позировать для журнала «Риал Мэн», а Наташка, раскрыв ноги и выпятив животик, с хриплым воем примет в себя член нового мужчины. А с каким бы удовольствием Оскар Счастливый, отбросив черную сбрую, жил бы с голой Наташкой на необитаемом острове, где нет других мужчин.

«Нет других мужчин», — повторил Оскар. И понял, что он ненавидит других мужчин. И ненавидит их тем более, чем ярче выражено в мужчине мужское. Ненавидит мужлана Чарли. Ненавидит других в точной прогрессии к соотношению мужского в них. Потому Оскар и дружит с женщинами, а если с мужчинами, то с такими, как Стив, почти бесполыми. Оскар мысленно перебирает свое прошлое, пытаясь определить, всегда ли было так. Он пришел в секс по крайней мере лет на пять позже, чем приходит обычный юноша. И, придя, сразу же получил суровый удар — оказалось, что он импотент. Если бы не Эльжбета… С ласковой улыбкой вспомнил Оскар свою Эльжбету… В сущности, именно в те два месяца, в которые он и Эльжбета считали Оскара импотентом, он стал впервые Палачом. Именно тогда Оскар освоил женское тело и в блистательном прозрении бессильного импотента узнал все его слабые точки. Оскар с сентиментальным чувством вспомнил свое первое орудие Палача — свечку. Может быть, еще тогда начал Оскар ненавидеть других мужчин за то, что они могут, а он не может?..