Аромат счастья сильнее в дождь - Виржини Гримальди

Я думала, что, если запретить себе об этом думать, со временем воспоминание станет таким неясным и расплывчатым, что вроде как и не будет вовсе нам принадлежать.

Уход Бена дал выход этой затаенной боли.

Я не просто потеряла мужчину своей жизни, но и того, с кем я через это прошла. Он присутствовал во всех моих воспоминаниях о ней. Он был тем, кто все знал. Расставшись со мной, он забирал с собой все, что у меня оставалось от нее.

Письма Бена заставили меня понять это до конца.

Бумерангом по голове – это всегда больно.

8 октября 2012 года

Они много раз брали у тебя кровь.

Они задали тебе много вопросов.

Социальный работник объяснила тебе, что должно было произойти дальше. Роды должны пройти естественным образом, а потом можно было выбирать – видеть ребенка или нет, записывать его как члена семьи или нет, организовывать похороны либо нет. Она спросила, все ли мы поняли, мы ответили «да», хотя на самом деле ничего не понимали.

Когда психолог поинтересовался, есть ли у нас к нему вопросы, ты спросила, смогут ли они оживить нашу дочь, когда она родится?

Поместили нас в то же самое родильное отделение, где пятнадцать месяцев назад появился на свет Жюль.

Тебе сказали, что могут прямо сейчас сделать перидуральную анестезию. Ты пожала плечами. Разве можно было чем-то заглушить твою боль?

Мы ждали нашу дочь молча.

Из соседних палат доносились крики новорожденных.

Мы не отпускали рук друг друга.

Теперь им не нужно было заставлять тебя тужиться. Ты словно хотела вытолкнуть ее сама, чтобы она поскорее покинула твое тело, где она уже не была в безопасности.

Мы хотели остаться с ней наедине.

С нашей маленькой Амброй.

У нее были длинные тонкие пальчики и крошечный нос. Такой же, как у ее старшего братишки. Уверен, что глаза у нее тоже голубые. Она была очень красивой. Казалось, она просто спит.

Мы несколько раз прижали ее к себе, сказали, как сильно мы ее любим, ты спела ей колыбельную, которую всегда пела Жюлю, сказала, что братишка, несомненно, обожал бы ее, мы погладили ее совсем крошечные ножки, пухленькие бедра, покрытые пушком ушки, горячие щечки.

А потом они за ней пришли.

До свидания, Амбра, наша бессмертная малышка!

Я приехала к своей сестре первой, отправившись к ней сразу из агентства. Родители и Ромен должны были присоединиться к нам позже.

Из больницы ее выписали, но до окончания срока беременности Эмма должна была сохранять постельный режим. Жером поставил для нее кушетку в гостиной, где она и лежала, когда я пришла.

– Ты выглядишь гораздо лучше! – сказала я, целуя ее.

– Кстати, ты тоже!

Сидни подбежала и бросилась меня обнимать. Я прижала девочку на несколько секунд к своей груди. Мы провели вместе три недели, и это нас очень сблизило.

– Тетя, а где Жюль? – спросила она, ерзая от нетерпения.

– Он со своим папой.

– И они не придут?

– Нет, дорогая, не придут.

– Ну же, Сид! – вмешалась Эмма. – Иди к себе в комнату, тебя ждет Джейн.

Девочка послушалась, явно разочарованная. Сестра объяснила:

– Джейн приходит к нам раз в неделю давать уроки английского Сидни и Милану. Она потрясающая, у детей с ней быстро пошли дела в гору. Когда придет время ехать в Штаты, все будет намного проще.

– Представляю, разумеется. А Жерома что, нет?

– Уехал в Лос-Анджелес на всю неделю. Открывает там новое агентство, ведь он никак не может остановиться! Бедняга, как все это оказалось некстати, он очень расстроен, что пропустит такое событие.

– Да что он пропустит?

Она загадочно улыбнулась:

– Событие, ради которого мы решили собраться все вместе сегодня вечером…

Мне не хватило времени, чтобы узнать подробности: раздался дверной звонок, и на пороге показались родители с букетом цветов.

«Событие», ради которого мы собрались этим вечером, явилось час спустя.

– Простите за опоздание! – бросил брат, открывая дверь.

Выглядел он не так, как обычно. На лице – застывшая улыбка, щеки пылали. Сделав к нам несколько шагов, он замялся, прервав свою речь.

– Это я попросил Эмму собрать всех вас у нее. Сначала думал пригласить вас в ресторан, но поскольку она не может выходить…

Родители смотрели на него так, словно он читал новогоднее стихотворение.

– Я давно планировал это сделать. И теперь, когда я полностью готов, я не хочу больше ждать.

Он развернулся и снова открыл входную дверь. Я все поняла раньше, чем фигура незнакомца появилась в комнате.

– Это Томас… мой будущий муж!

Я посмотрела на родителей – никакой реакции. Ни единого жеста, ни звука, ни малейшего изменения в выражении лиц. Подумав, не пора ли им делать прямой массаж сердца, я вдруг увидела, как мама резко встала и подошла к Томасу. На мгновение мне стало страшно, уж не влепит ли она ему затрещину, но она, приблизившись, целомудренно поцеловала его. Отец тоже поднялся с места и сдержанно протянул ему руку. Ромен посмотрел на меня, и я едва заметно подмигнула в ответ. Если для всех нас это была самая обычная вечеринка, то для него – один из наиболее важных моментов жизни.

Мы почти заканчивали суши, заказанные Эммой, когда я внезапно подумала, что она что-то уж слишком долго не возвращается из туалета. Мне пришлось оставить родителей с Томасом, которому они уже предложили называть их «папа» и «мама»: если так и дальше пойдет, скоро им придется сделать тату его физиономии на ягодицах! Ромен парил на вершине блаженства.

Эммы в туалете не оказалось. Я услышала ее голос и пошла по направлению к спальне. Дверь туда была приоткрыта, и я хотела войти, но замерла на месте, услышав разговор сестры по телефону.

– Тебе пора остановиться, правда. Я беременна и хочу полностью сосредоточиться на моей семье. Да, я уверена, что это ребенок Жерома. Прекрати, пожалуйста. Ты сильно все усложняешь. Нет, я этого никогда не говорила. Да, у меня были к тебе чувства. Но теперь все давно в прошлом. Камиль, пожалуйста, больше никогда не звони мне.

В коридоре на меня напал столбняк. Как бы я хотела никогда не слышать того, что только что услышала! Почему нельзя время от времени полностью стирать куски памяти? Кто он, этот Камиль?

Я и с места не сдвинулась, когда Эмма вышла из комнаты с телефоном в руке. Увидев меня, она насторожилась. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, выбирая, подобно животным, между прямым столкновением и ухаживанием. Затем она улыбнулась мне: