Армагеддон был вчера - Андрей Валентинов

Ну не бред ли?

И еще: впрямь ли он бредовей всего окружающего?..

— Нет, меня! — дразнится Фол. — Пень ты, Алька, как есть пень! Ерпалыч с месяц назад так нам с Папой и сказал: долго, мол, к парню приглядывался, а теперь уверен — вытянет! Еще поболе меня вытянет, только он сам об этом покамест не знает.

Ага, ясно. Фол, выходит, знает, Папа знает; Валько-матюгальник небось тоже знает — один я пень, понимаешь, пнем! Город есть такой, слыхал — Пномпень, там все вроде меня…

Почему-то мне очень захотелось наступить Фолу на хвост, но делать этого я, естественно, не стал. По многим причинам, в большинстве уважительным. Просто присел перед ним (перед Фолом, а не перед хвостом, конечно!) на корточки и очень внимательно посмотрел кентавру в глаза.

Фол спокойно сыграл со мной в гляделки.

Выиграл.

Я моргнул первым.

— А сам-то ты хоть веришь в то, что говоришь? — проникновенно вопрошаю я. — Ну скажи, Хволище Поганое: веришь?

— Да не верю я! — Кент вдруг хватает меня своей ручищей за ворот рубахи и дергает к себе. Я падаю на четвереньки, бешеные глаза Фола оказываются совсем рядом, и где-то на задворках сознания мелькает на удивление отстраненная мысль: «Псих. От Ерпалыча заразился».

Кто «псих» — кентавр или я? — сие мне неизвестно.

— Не верю! — рычит Фол мне прямо в лицо, брызгая слюной. — Я ЗНАЮ! Я — знаю, а ты — нет! А раз ты такой упертый… поехали! На бугая своего посмотришь, вот тогда и послушаем, как ты запоешь! Не верит он, видите ли… не верит… Фол наконец отпускает меня, и я с размаху сажусь на пол. Мой приятель явно угомонился и даже отчего-то повеселел, Теперь это — привычный мне Фол, явно задумавший учинить надо мной очередную каверзу.

— Какого еще бугая? — осторожно интересуюсь я. — Быка, в смысле?

— В смысле! — ржет Фол. — Во всех смыслах. Быка. В лабиринте.

Ну конечно, книжку-то мою он читал, подарил я ему когда-то. С автографом… Вот и издевается теперь.

— Да что я, быков не видел?.. — Увы, Фол уже на колесах и нависает надо мной монументом «Родина-мать зовет».

Шансов отвертеться нет ни единого.

Буркнув: «Тогда сам меня к этому быку и повезешь на горбу!» — я с неохотой бреду одеваться.

Путь к обиталищу загадочного бугая оказался коротким, но запутанным до чрезвычайности. Случись мне потеряться, отстать от Фола, обратной дороги я бы вовек не нашел. Мешанина улочек Дальней Срани, тупики, повороты, какие-то проходные дворы, расчищенные (видать, специально для кентавров) спуски и подъемы; однажды нам даже пришлось лезть через забор, причем Фол управился куда быстрее меня. Все это безобразие мелькало перед глазами черно-белым калейдоскопом дальтоника, так что под конец у меня начала кружиться голова. И почти сразу Фол лихо притормозил у приземистого серого здания с колоннами у входа и аляповатой вывеской «Кино КИТЕЖ театр». Изнутри доносился приглушенный фокстротик, который при нашем приближении оборвался, сменившись воплями и стрельбой — внутри явно шел замшелый боевик.

— В киношку собрались? — интересуюсь я. — Целоваться на заднем ряду?

Фол отмалчивается.

Центральный вход кентавра не заинтересовал. Мы рысцой объехали «Китеж» с тыла и остановились у массивной железной двери — как в старых бомбоубежищах: бабуся чуть ржавая, но, в общем, неплохо сохранилась, со следами былой молодости в виде обильных заклепок, а также с внушительным штурвалом запорного механизма.

Из новообразований имеется висячий замок — грозный страж амбаров вызывал уважение одними своими размерами.

— Правительственный бункер? — наугад предполагаю я, спрыгивая на землю и с удовольствием пойдя вприсядку: ноги затекли и малость продрогли. — Ерпалычево капище?

— Нет, стойло, — хмыкает мой приятель, подкатывая к самой двери и извлекая из-под попоны здоровенный ключ с замысловатой бородкой. — Сейчас знакомить вас буду. Тихо, по семейному…

Нас — это меня и бугая, надо понимать?

Дверь открывается на удивление мягко, без ожидаемого скрежета; и Фол, сунувшись внутрь, машет мне рукой: пошли, мол.

Кирпичные ступени полого уходят вниз, в подвал; рядом — наклонный пандус, по которому неторопливо катит кентавр.

Над головой вполнакала горят пыльные, засиженные мухами лампочки.

Если чего и не хватает, так это горящей надписи: «Оставь надежду всяк сюда входящий!».

Хорошо, что я надежду дома оставил, заранее…

— Свои, Миня! Свои! Вылезай, хватит прятаться! — возвещает Фол, вкатываясь в тайные лабазы «Китежа».

Перед нами открывается целый лабиринт коридоров и складских помещений. Свет горит далеко не везде, и часть территории тонет во мраке. Глубина лабиринта чихает, храпит, заставляя вспомнить Валька-матюгальника; потом до нас доносится громкое фырканье — и я невольно прижимаюсь к горячему боку

Фола. Кентавр косится на меня и ехидно ухмыляется: что, струсил?

Хорошо ему смеяться! Вот сейчас этот самый бугай как ломанется из темноты…

Снова фырканье, и ему гулким эхом вторят приближающиеся шаги. Скрипят половицы, им отвечает скрип двери… Странно, но складывается впечатление, что идущее к нам существо передвигается на двух ногах! Или на двух костылях, которые грузно впечатываются в пол: скырлы, скырлы, на липовой ноге, на березовой клюке… все по селам спят, по деревням спят… В ближнем проходе мелькает силуэт: кряжистый исполин украшен тевтонским шлемом — почти сразу исполин входит в пыльный свет лампочек, и я невольно отшатываюсь, едва успев подавить крик: к нам идет… Минотавр! Настоящий! Массивный торс, сплошь в космах бурой шерсти, увенчан тяжкорогатой головой; бугрятся узлами мускулов длинные, до колен свисающие руки, тупые когти на корявых пальцах напоминают о гонимом «бом-же-счезне»; зато чресла чудовища затянуты в самую что ни на есть обыкновенную «варенку», и из бахромы штанин торчат лохматые бабки с копытами.

Скырлы, скырлы…

Джинсы Минотавру коротковаты.

— А вот и твое чадо, Алик, — весело скалится двухколесная скотина по имени Фол. — Миня, Миня, иди к папочке!

— Ч-чадо? — заикаясь, переспрашиваю я. — М-мое?! Ты Чего, Хволище, умом тронулся? Какое чадо?! Что я, по-твоему, с буренкой согрешил?!

На мгновение я забываю о надвигающемся на нас исполине. До чудовищ ли теперь?!

— Ты, может, и не грешил, — откровенно хохочет кент, — зато Миня это дело очень даже любит! Он у нас производитель знатный! Кроет телок за милую душу!

Минотавр совсем рядом. Останавливается. С любопытством глядит на меня — и во влажном взгляде, в странно-осмысленном наклоне бычьей башки мне вдруг чудится что-то знакомое! Реальность плывет перед глазами, в голове гремит горный обвал, обнажая полустертые, зыбкие воспоминания — и там, внутри моего многострадального черепа, возникает все тот же рогатый чсловекобык, глядящий на меня… из зеркала!