Оборванные нити. Том 2 - Александра Маринина

— Имя? — не поняла Ольга.

Галина при этих словах снова отложила журнал, в котором она уже разгадывала сканворд, и с интересом посмотрела на Ванду.

— Ну да, — кивнула блондинка без тени смущения, — я же по рождению никакая не Ванда и не Мерцальская, я Зоя Щипахина. Ну куда мне с таким именем-то? У меня работа ответственная, мне имя нужно красивое, звучное. Чуть умом не тронулась, пока искала и выбирала. Потом с документами возни было — ужас! Я же имя официально поменяла, через милицию, через паспортный стол. Но зато теперь не стыдно с людьми знакомиться.

На лице Галины отразилось неодобрение.

— Деточка, тебе имя мама с папой давали, и фамилия у тебя от них, а они ведь наверняка достойные люди. Зачем же ты их так обижаешь? Ты же фактически отрекаешься от них, когда отказываешься носить их фамилию и имя, которое они тебе дали.

— Кто? — переспросила Ванда с искренним изумлением. — Мама с папой? Да у меня их и не было никогда, я детдомовская. Подкидыш. Имя мне нянечка придумала, а фамилию записали по названию поселка, в котором наш детдом стоял. Поселок городского типа Щипахино Западноигарского района. Вы небось даже и не слышали о таком.

— Извини, деточка, — смутилась Галина. — Однако не похожа ты на детдомовскую.

С этим Ольга была полностью согласна. И ухоженность Ванды, и дорогой саквояж, и халатик из шелковистого трикотажа, и маникюр с дизайном все свидетельствовало о том, что девочка отнюдь не бедствует. Известно множество историй, согласно которым сироты, выросшие в детских домах, становились наперекор всем жизненным неурядицам обеспеченными и преуспевающими людьми. Все это так. Но для этого нужно много времени, очень много. А Ванде лет двадцать пять, вряд ли больше. Значит, если она не врет, ее благополучие не является результатом ее личных усилий. Но скорее всего, все-таки врет.

— А это мне от природы так повезло, — лицо красавицы озарила искренняя открытая улыбка. — Уж не знаю, кем там были мои родители, но только мне от них вместо денег и недвижимости внешность досталась. Вот уж спасибо так спасибо! Этим и кормлюсь.

— Господи! — всплеснула руками Галина. — Так ты из этих, что ли? Из проституток?

— Да вы что! — немедленно обиделась Ванда — Я в имидж-лаборатории работаю, администратором. Но находятся состоятельные мужчины, которым я позволяю себя поддержать и делать себе подарки. Я приличная девушка.

В этом месте Ольга не выдержала и фыркнула. Вслед за ней сначала хмыкнула, потом расхохоталась и многодетная Галина.

Ванда действительно была глуповатой, но необыкновенно доброй и жалостливой девушкой. И Интернет любила просто взахлеб. На следующий день, отлежавшись после операции, она схватила нетбук и погрузилась в волны информационного изобилия, то и дело зачитывая соседкам по палате наиболее душераздирающие новости и предпринимая попытки их обсудить.

— Ой, в Америке сделали операцию человеку-слизняку, удалили опухоль весом девяносто четыре килограмма! Представляете?

— В Англии на аукционе выставили туфли из золота с бриллиантами за миллион фунтов стерлингов, и кто-то ведь купил! Ужас! Оля, как ты думаешь, в золотых туфлях удобно ходить?

Ольга пыталась сохранять серьезность и вдумчиво рассуждать о том, может ли быть удобной обувь, изготовленная не из кожи, а из гибких золотых пластин. Глупость и доверчивость Ванды, безоговорочно принимавшей все, найденное в Интернете, за чистую монету, умиляла, однако стремление девушки во всем разобраться и во все вникнуть вызывало у Ольги искреннюю симпатию.

— Ужас какой! Женщина сделала себе операцию по увеличению бюста, ей накачали грудь силиконом, а ночью там что-то разорвалось, силикон вытек, попал в дыхательные пути, и она задохнулась. Оля, а так бывает? А то я тоже подумываю грудь поправить, так мне надо точно знать насчет осложнений.

При подобных пассажах Ольга теряла серьезность и начинала подшучивать над Вандой.

— Что ты несешь? Ну что ты несешь? Разве можно верить тому, что пишут? Какой силикон в дыхательных путях, побойся Бога! Какая опухоль весом девяносто четыре килограмма!

— Но ведь женщина-то умерла, — возражала девушка. — Она хотела, как лучше, хотела быть красивой, чтобы нравиться мужу, а вместо этого умерла. Мне ее жалко.

У нее была удивительная способность не только всему верить, но и всех жалеть.

— Ой, у одного актера, оказывается, нашелся взрослый сын, а потом этот сын умер, и я всю ночь проплакала, как представила себе, что этот актер чувствовал: через столько лет обрести сына и вдруг потерять! Так его жалко, безумно просто! — рассказывала она со слезами на глазах.

— Да ты с ума сошла, Ванда, — смеялась Ольга, — не было у него отродясь никакого сына, это все выдумки, для пиара.

Глаза Ванды сделались круглыми и недоверчивыми.

— Как — для пиара? Не может быть! Неужели можно такое про себя придумать и сквозь землю не провалиться? И зачем?

— Ну как зачем, дорогая? Он не очень молод, не очень здоров, его давно уже не снимают, в театре он не занят, а ему хочется, чтобы про него не забывали, чтобы про него говорили, вот он и придумал эту историю, а журналисты разнесли по всем СМИ.

— И что?

— Да ничего, все получилось, как он и хотел. Вот мы с тобой далеко, за Полярным кругом, сидим в больничной палате и говорим о нем. Вспоминаем, не забываем. Это как раз то, что ему было нужно.

Выступления Ванды Мерцальской очень скрасили пребывание в больнице и, что самое главное, не давали Ольге сосредоточиться на мыслях о том, что она не позволила родиться своему первенцу, ребенку, зачатому от единственного любимого мужчины. Мысль была горестной, болезненной, обжигающей, но присутствие рядом такой искренней и светлой девочки, как Ванда, действовало как освежающий компресс. Душа постепенно успокаивалась и смирялась, а боль притуплялась.

Рука дрогнула, и поперечная черточка на букве «t» съехала вбок. Сергей сердито оглядел скособочившуюся букву. Подумал, прикинул и решил чуть-чуть изменить шрифт. Подрихтовал все предыдущие буквы, теперь получилось хорошо. Передохнул и довел надпись до конца.

«BE REASONABLE, DO IT MY WAY».

«Будьте благоразумны, сделайте, как я говорю».

С удовольствием оглядел законченный плакат, выполненный толстым красным фломастером. Место на стене он уже присмотрел. Раньше, во времена, когда в этом кабинете царствовал Георгий Степанович Двояк, здесь висели в рамочках всевозможные грамоты, благодарности от городской администрации и дипломы начальника Бюро. Теперь же, после его увольнения, место опустело, и Саблин решил повесить плакат.

На английском языке.

Без перевода.

Пусть он всех раздражает.

Он, Сергей Михайлович Саблин, без пяти минут кандидат медицинских наук и новый начальник Северогорского Бюро судебно-медицинской экспертизы, не нуждается в том, чтобы его любили. Ему нужно одно: чтобы подчинялись, выполняли его указания и добросовестно делали свою работу. И любовь ко всему этому никакого отношения не имеет.