Мне 40 лет - Мария Арбатова

Я нашла замызганный паспорт на тоненькой гербовой бумаге, документ от 1 января 1904 года. Он выдан моему прадеду, борисовскому мещанину Иосифу Яковлевичу Айзенштадту, 42 лет. Вероисповедание иудейское, род занятий — агент, рост — средний, цвет волос — темно-русый. Иосиф женат на Марии, матери его пятерых сыновей: Самуила, Исака, Боруха, Ильи и Абрама.

Род занятий прадеда, обозначенный в паспорте словом «агент», остался в тумане. Он якобы занимался комивояжёрством, но на деле был революционным литератором и сидел в тюрьме за социалистические идеи. Я узнала об этом от своей английской тёти, в российских частях семьи об этом не принято было говорить, все были слишком запуганы. Надеюсь, со временем удастся перевести его книгу прозы и публицистики, изданную в Израиле. А в арбатской квартире под толстым слоем пыли я обнаружила листы бумаги, исписанные любовными сценами из жизни Серебряного века прадедовским почерком с немыслимыми виньетками.

О жизни семьи Айзенштадтов в городе Борисове я не знаю ничего. Судя по тому, что сыновья учились в престижных университетах Европы, водились немалые деньги. Самуил получил юридическое образование в Швеции, Исаак закончил два технических факультета Сорбонны, Борух изучал медицину за рубежом. В России в высшие учебные заведения брали только 5 % евреев, и состоятельные семьи старались выучить детей за рубежом.

Мой дед Илья Айзенштадт окончил в Петербурге гимназию с золотой медалью, и в 1914 году вместе с младшим братом Абрамом поехал в Палестину, где окончил школу восточных языков. Разъезжал по Европе, содержа себя на даваемые уроки. Потом решил учиться в Тимирязевской академии, чтобы поднимать сельское хозяйство на исторической родине. Академию окончил, но ни в какую Палестину его больше не выпустили.

В 1919 году в Москву из Борисова приехали его родители и купили четырёхкомнатную квартиру на Арбате, в доме № 8 Плотникова переулка, возле знаменитого борделя, стены которого до сих пор украшены барельефами отцов российской словесности в окружении дам лёгкого поведения. В квартиру, среди прочего, приобрели буфет, шкаф и стол, до сих пор украшающие мою комнату.

Дети потихоньку разъезжались. Уехал младший сын Абрам, стал преуспевающим апельсиновым плантатором. В 1925 году уехал строить еврейское государство Самуил, стал видным юристом, занимался политикой, баллотировался в премьер-министры и был членом какого-то совета ООН. Исаак остался в России, редактировал технические словари и, много зарабатывая, содержал родителей. Борух работал школьным врачом, в 1937 году его расстреляли как польского шпиона.

Моя бабушка Ханна родилась в 1894 году в Люблине. В Царстве польском было только два еврея, получивших право быть на государственной службе, одним из них был мой прадед. Сдав экзамен, Иосиф Зильберберг начал преподавать в ремесленном училище № 5 русский язык и математику.

Видимо, отсюда у бабушки Ханны такая чистая русская речь, а ведь она приехала в Россию уже взрослой девушкой. Перед войной даже с кем-то в соавторстве написала учебник русского языка.

Прадед Иосиф получал в училище 700 рублей в год. Жалованье носили каждое двадцатое число домой, это было событием. Получать можно было золотом и ассигнациями, золото не любили за вес. Семья состояла из 10 человек, включая прислугу, а работал один прадед. Зарплаты не хватало, и он давал частные уроки.

Прабабка моя Нехама Каплан родилась в деревне Гродненской губернии и была из очень состоятельного рода. Её братья имели заводы в Замостье и в Грубетове. Однажды в город пришёл хиромант, взял руку прадеда и сказал, что самый старший его ребёнок — дочь — будет всю жизнь учиться. Так и случилось.

Бабушка Ханна получила диплом учительницы начальных классов в Люблине, утерянный, когда семья бежала от немцев в Россию. Потом бросила учёбу в Московском институте физкультуры из-за романа с дедом, потом бросила Тимирязевскую академию из-за рождения детей и, наконец, закончила Педагогический техникум и Педагогический институт к 55 годам, хотя сама уже была автором учебника.

Она выросла в семье потомственных учителей с культом гуманитарного образования. Младший брат бабушки Ханны — Гилея Зильберберг, — живущий в городе Скопине, в возрасте 80 лет начал изучать информатику, мотивируя тем, что его дед, скончавшийся в 1925 году в Люблине, в возрасте 90 лет заинтересовался органической химией.

Семья была настолько книжная, что популярнейшим совместным досугом были читки вслух и обсуждения. Юная библиоманка, бабушка Ханна, старшая из семи детей, за это жестоко поплатилась, предпочитая книжку помощи по хозяйству. У мальчика это бы приветствовали, у девочки — жестоко карали. Однажды она зачиталась так, что не открыла родителям запертую дверь. Предполагая самое ужасное, прадед выломал дверь и обнаружил погружённую в книжку Ханну, машинально качающую кроватку с орущим изо всех сил младшим братом.

Наказание было чудовищным. Торопившийся к ученикам прадед схватил дочь за руку, притащил в класс мальчиков и высек перед всеми, сняв с неё трусы. Сегодня благодаря психоанализу мы знаем, что такие истории дают неврозы, подобные последствиям группового изнасилования в детстве. Думаю, это сломало не только биографию самой бабушки, но и хорошо прошлось по моей матери и дяде. Мне, полагаю, тоже перепало.

Иосиф Зильберберг не был злодеем и любил старшую дочь, но был сыном своего времени. Моя мама описывает его нежнейшим, трогательным мужем, отцом и дедом. Он был красив и представителен, религиозен и образован, социально успешен и семейно удачлив.

Мне трудно представить быт этой семьи. Могу только вспомнить, что бабушка Ханна была эстеткой, знала толк в дорогих вещах, имела отличную осанку и некоторый снобизм. Она была сдержанна, манипулировала детьми, не была счастлива с мужем и создавала о нём миф как о существе второго сорта.

В четырнадцатом году семья Зильбербергов бежала из Люблина от немцев в Тамбов. Оттуда бабушка поехала учиться в Москву, но вышла замуж за деда Илью, забеременела и оставила учёбу. Родился мой дядя, а через год — мама. Дед работал и учился, семья переехала в квартиру в Плотников переулок. Там было четыре комнаты, и бабушка Ханна попросила разрешения, чтобы семья её родителей приехала из Тамбова и временно поселилась здесь же. Мой прадед Иосиф Айзенштадт и прабабушка Мария разрешили. В квартиру нагрянули ещё 6 взрослых человек: прадед Иосиф Зильберберг, и прабабушка Нехама с двумя сыновьями и двумя дочками. Им отдали смежные комнаты, а мои дедушка и бабушка с малышами оказались в восьмиметровой каморке.

Чтобы не путаться в двух дедушках Иосифах, мама и Дядя называли Айзенштадта «дедушка с маленькой бородой», а Зильберберга «дедушка с большой бородой». Как вся компания из недавно состоятельных людей могла ужиться в четырёхкомнатной квартире, я не представляю. Впрочем, общими были внуки, еврейские проблемы и уровень образованности.

«Дедушка с маленькой бородой» был весельчаком, писал стихи, статьи, романы и не пропускал ни одной юбки. «Дедушка с большой бородой» был фанатично религиозен и ежедневно молился, облачаясь в иудейскую атрибутику. Он привязывал ко лбу кубик, в котором была «микротора», как объясняли детям, надевал на руки ремни, а на плечи полосатое чёрно-жёлтое покрывало. Для маленьких мамы и дяди это было любимое развлечение; стоя за спиной, они передразнивали своего деда часами.