Бульдог. В начале пути - Константин Калбазов

Все именно так. Чудесное исцеление. Вера людей в справедливого царя, да еще не просто помазанника божьего на царствование, а его избранника, делали Петра весьма популярным в народе. Все искренне верили в то, что государь спит и видит, как бы осчастливить своих подданных. А главное он уже давно это сделал бы, да подлое дворянское семя не дает ему осуществить прекрасные замыслы.

Ну а как же иначе, если уже в первый год после своего исцеления, он издал указ о трехдневной барщине. По стране упорно ходили слухи о том, что он даже щедро одаривает крестьян землей. Просто развернуться во всю ширь ему не дают все те же дворяне. В стране время от времени случались бунты и подавлялись они войсками безжалостно. Однако, как ни много было этих выступлений, ни разу не прозвучало хулы в адрес императора.

В научной среде молодой император так же пользовался уважением, а уж в Саглино и подавно. Щедрое финансирование, забота о быте, поступление всех самых новейших трудов. Разумеется в первую очередь все шло сюда в исследовательский институт. Однако, люди не были заперты здесь и имели возможность общаться со своими коллегами в университете и академии, поэтому знали, что широкую поддержку приобрела наука в целом. Ученые не находящие понимания в иноземных государствах, всегда могли рассчитывать на гостеприимство российского императора. Ну и как саглиновцы должны были относиться к Петру, после всего того, что он делал?

— Андрей Константинович, ты все так же уверен, что мне необходимо посещать вот такие ваши собрания? — Когда они наконец оказались в кабинете ректора, поинтересовался Петр.

Вообще‑то собрание еще не закончилось, так как Петру удалось поприсутствовать при разборе докладов только двух руководителей групп, а их здесь было два десятка, по разным направленностям. Но Петр предпочел избавить собрание от своего присутствия, сильно подозревая, что его личность и послужила в качестве возбудителя столь бурной реакции. Так что, дальнейшее мероприятие должно было проходить под председательством заместителя Нартова.

— Прошу прощения за случившееся, Петр Алексеевич. Но я осмелюсь настаивать и на дальнейшем твоем присутствии. Им просто необходимо зримое подтверждение того, что их дела оценены по достоинству.

— Ладно. Пусть будет по твоему. Да, не вздумай никого хулить.

— Не буду, Петр Алексеевич.

— Тогда хвастай, чего успели добиться. Ну что опять не так‑то?

— Хм. Петр Алексеевич, а нельзя ли сделать так, чтобы те кто добился успеха, сами тебе обо всем и доложили?

— Ага. Опять за свое. Или ты не в курсе, чего твои молодцы понапридумали?

— Отчего же. В курсе, — тут же вскинулся Нартов.

— Андрей Константинович, ну не могу я вот так каждый раз терять время, чтобы лишний раз похвалить твоих подопечных.

— Ты меня не правильно понял, государь. Конечно доброе слово и собаке приятно и это возымеет свое влияние на крепость духа и особое усердие. Но главная причина не в этом. Порой у нас появляются некоторые вопросы, в решении которых ты мог бы оказать помощь.

— Я–а? — Петр от удивления даже задохнулся. — Ты ничего не путаешь, Андрей Константинович? Как я могу помочь разрешить какой‑либо вопрос, когда любой из них в науках превзошел меня во много раз?

Петр едва сдержался, чтобы не сказать, что чем дальше, тем пропасть будет расти с еще большей быстротой. Тут причина как в том, что они и дальше будут крутиться на научной кухне, так и в том, что молодой император все же решил сбавить темпы в обучении. Окончит уж как‑нибудь университет и хватит. Его все больше и больше захватывали дела государственные.

— Ну как‑то же у тебя все эти идеи появились, — и не думал сдаваться Нартов.

— Господи, Андрей Константинович, ты меня еще гением назови, — Петр даже замахал на ректора руками. — Да я и сам не знаю как они клятые появляются. То приснится что‑то, то вдруг взгляну на иное, и тут же подумается.

— Вот видишь. Тебе только подумалось о ткацкой махине, а сколько всего это притянуло за уши. Я когда еще винторезную махину измыслил, а применения ей так и не нашли. Я слышал, будто как только махина–строительный завод заработает, ему уж и заказ готов, мол хочешь при каждой верфи токарные мастерские устроить. Да на оружейных заводах ввести такие же. Да чтобы по единому стандарту.

— Есть такое дело. Но тут моей‑то заслуги никакой. Дед еще всю армию к единому стандарту привел. Я просто делаю как и он, только не в армии, а на заводах.

— Так отчего же Покойный Петр Алексеевич до того не додумался?

— Ну. Не ко времени ему было. Шведа, турок, да персов бить потребно было.

— Ладно. А все иное? Вот эта же огненная махина, которую ты предложил.

— Ну–у это… Подумалось просто, когда мне объяснили как английская огненная махина работает… Заткнул трубку стеклянную, нагрел… Да я тебе рассказывал.

— Рассказывал, Петр Алексеевич. Но никто не подумал, а ты подумал.

— Получилось? — Петр даже приподнялся с кресла за столом Нартова, в которое его усадил хозяин кабинета.

Нартов только вздохнул и вынужден был заговорить. В конце концов, перед ним все же император и его терпению есть предел. К тому же он прибыл сюда именно за тем, чтобы услышать все эти новости, а его вместо этого уж четыре часа томят, так и не удосужившись поделиться этими самыми новостями.

— Гхм. Касаемо огненной махины, Тучин получи действующую модель. Конечно она малосильная, да что там, пальцем без усилий останавливается, но работает. Возьмем ее за модель и начнем дальше работать.

— Та–ак. Только из‑за этого стоило сюда ехать и даже дальше. Как я и хотел, без котла и пара?

— Петр Алексеевич… — Нартов хотел в очередной раз попросить о том, чтобы на все вопросы отвечали разработчики, но понял, что лучше сказать хотя бы часть, а потому после заминки продолжил. — Да, без котла и пара. Но подробности с Тучиным. Прошу, государь.

— Ладно, чего уж. Потерплю. Только недолго. Вот часок пусть еще погорланят, а потом Тучина ко мне. Еще что есть?

— У Терехова с пулей к штуцеру, получилось. Не сразу. Пришлось ему помучиться, бочонок пороху и два пуда свинца извести, но своего добился.

На идею с новыми пулями Петра натолкнул обычный виноград. При всей любви к этой ягоде, ему не нравился привкус от кожуры, поэтому он ее сплевывал, находя это занятие довольно занятным. Вот так дунет, кожура лишившаяся мякоти сначала раздуется, а потом с потешным тихим хлопком вылетает из рта.

А тут, примерно с полгода назад, когда он посещал Саглино, у него случился разговор с Тереховым, который занимался вопросами баллистики. Петр тогда, явился на стрельбище, скорее от желания похвастать пистолями, подаренными Демидовым. Все же точность стрельбы у них была исключительной. Как и ожидал Петр, необычные пистоли заинтересовали Терехова.

Разговор сам собой свернул на баллистику пуль. Терехов тогда высказался за то, что при выделке стволов следует придерживаться строгих размерений. Оказывается стволы даже выделанные на одном и том же заводе, зачастую имели разные диаметры. Отличия разумеется незаметные глазу, но они оказывали значительное влияние на точность стрельбы. Пули так же лились в разных пулелейках, и то же зачастую отличались по размерам, хотя и не на много. Прибавить сюда обычай чистить стволы ружей песком, что несомненно приводило к частичному стачиванию металла, и картина будет практически полной.