Дракон принцессе (не) жених - Альма Либрем

Вторая книга, старая и потрепанная, подтверждала:

«Дракон должен оставаться в сознании человеком, даже когда он ширяет под небом. Этого не случится, если он не попытается привыкнуть к своему крылатому телу, потому элемент привыкания является одним из важнейших. Кроме того, при тренировках необходимо постепенно подпускать к себе ближе раздражители и контролировать уровень эмоций».

В общем, учебники и мой наставник, который в общем-то и сам не так давно стал драконом, не оставили мне другого выбора.

Раздражающий фактор имелся. Рядом паслась корова, которую хотел съесть дракон, куры, которых он бы с удовольствием поджарил, а самое главное, селяне, которых поджарить и съесть хотелось уже мне.

Конфликт с кузнецом возымел определенное действие. Хлев строился достаточно споро, для курей даже появился загон, но сами птицы в него пока что не загонялись, предпочитая щипать травку прямо у меня перед носом. Дракон без моего ведома вытянул лапы, уложил на них голову и уже собирался открыть пасть, чтобы отобедать, но я вовремя вернул над собой контроль.

Когда я пребывал в крылатой ипостаси, вести внутренние диалоги не получалось. По мнению Арина и научной драконологической литературы, это было нормально, и со временем эти самые диалоги должны были пропасть и во время моего пребывания в человеческой ипостаси. Наше общение не может сводиться к словесному контакту, оно должно существовать на более высоком уровне.

Этот самый уровень я и пытался развить сейчас, гипнотизируя важного чернохвостого петуха, который уже в десятый раз прямо в морду пропел мне, что рассвет наступил и пора вставать.

Спать мне не хотелось. Уничтожить петуха – очень, но дракон должен контролировать свою агрессию и быть способным сдерживать свои внутренние порывы в любой ситуации.

Я сдерживал. Изо всех сил пытался убедить себя в том, что способен на здравое разумное поведение, и потому с завидным равнодушием взирал на осмелевших птиц и корову, которая ещё после нашего прошлого знакомства прониклась ко мне симпатией.

– Му-у-у? – вопрошала она, подойдя поближе. – Му-у-у!

– Гр-р-р, – печально подтвердил я.

Коровий язык мне, к счастью, был неведом (если он вообще существовал, этот язык), но общий тон был понятен. Корова не питала никаких теплых чувств к строителям, пытающимся превратить наполовину разваленный хлев в нечто приличное.

– Му-у-у!

Я повернул голову к мужчинам. Те как раз не могли установить какую-то доску и упорно прибивали её поперек, а не вдоль, наплевав на конструкторское решение и предоставленный им чертеж.

Ну что за дурачье!

– Гр-р-р! – напомнил я о себе и выдохнул облачко дыма из драконьих ноздрей.

Хотелось, конечно, сделать что-то страшнее. Например, взметнуться в небо, а оттуда камнем броситься на них, распугивая этих мерзких людишек... Или отправить их на сеанс психотерапии, чтобы обнаружить причину прокрастинации и глупости. Может, их мать в детстве не хвалила.

.Или драконами в детстве пугали мало.

Я вздохнул. Кустик рядом от этого вздоха опасливо заколыхался, петух наконец-то передумал нарушать мой сон, а корова на всякий случай отошла подальше.

В голове моментально взметнулись противоречащие друг другу мысли. Да и вообще, складывалось впечатление, будто теперь во мне думает два человека, а не один.

Наверное, так оно и есть. Первая стадия слияния с драконом... Противоречия ещё остались, но мы уже воссоединяемся, связывая друг друга какими-то общими обещаниями, правилами и всем прочим.

Захотелось встрепенуться, сбросить с себя драконью шкуру и уже человеком умчаться прочь, заблокировать крылатую половину и никогда даже в мыслях не вспоминать о радости полета. Страшно было потерять себя, собственную индивидуальность.

Ничего, страдающим от раздвоения личности тоже страшно. Но жить они, как несколько нормальных полноценных личностей, не могут. Я ж не хочу, чтобы, к примеру, во время поцелуя дракон наконец-то прорвал внутреннюю плотину и случайно задавил всех в радиусе десятка метров? Не хочу. Значит, буду учиться и позволю магии сделать своё дело, раз уже попал в подобные условия. А что хочется сопротивляться.

Пустое, пройдет.

Вот как откушу голову этому дураку, который опять криво доску прибил, так и пройдет.

Я сел, подмял под себя хвост, чтобы удобнее было держать равновесие, а потом решительно протянул лапу и отодвинул в сторону кузнеца, который в приступе старательности упорно прилаживал доску в самом неправильном положении из всех возможных.

Бывший глава сельсовета, точнее, староста – я уже узнал, что здесь сия должность именовалась именно так, – поспешил склониться в таком глубоком поклоне, что едва не располосовал лоб о валяющийся под ногами камень. Кузнец задрожал и осенил меня магическим знаком, а потом пробормотал что-то среднее между «изойди, нечистый» и «здравия желаю».

Старостин сын просто отскочил в сторону и, вовремя вспомнив, что людям для чего-то дан язык и умение строить предложения со смыслом, поинтересовался:

– Что-то не так, господин дракон?

Он был единственным, кто с первого раза понял, насколько мне не нравится это мерзкое «драконейшество». Я не драконий король и никогда им не стану, так что нечего бросаться подобными заявлениями.

Понадеявшись, что паренек не растеряет своё мастерство коммуникации и врожденную понятливость, я когтем подцепил кривую доску и оторвал её от стены. Потом ткнул всё тем же когтем в доску и прочертил по воздуху ровную полосу, указывая место, где она должна быть прибита.

– Не так устанавливать?

– Р-р-р.

– А так, как вы показали?

– Р-р-р.

– Вот так? – парень подхватил доску и приложил её к месту, в которое я ткнул когтем.

Что ж, почти. Пришлось, правда, лапой поправлять немного, но не критично, и в целом результат мне нравился. Мальчишка просиял и велел своему отцу:

– Вот так прибивай! А я подержу!

– Не мал ещё, перед его драконейшеством выслуживаться? – раздраженно буркнул староста. Кузнец благоразумно промолчал.

«Ещё раз услышу подобные эйджистские высказывания – съем», – сердито пригрозил я. Предположительно, староста понятия не имел, что эйджизм – это дискриминация по

возрастному принципу, но уточнять он благоразумно ничего не стал. Вместо этого схватился за молоток да гвозди и принялся исправлять то, что накрутил.

Я же почувствовал за себя гордость. До того сформировать мысль и передать её кому-то в голову, находясь при этом в драконьем обличии, мне было очень сложно. Если и получалось, то стихийно, в моменты большой злости.

Значит ли это, что драконье сознание теперь более единое с моим собственным?

Что ж, так или иначе, ни староста, ни его сын, ни кузнец мне ответ на этот вопрос не дадут. Потому я отодвинулся от них, рассчитывая, что дальше с хлевом они всё-таки справятся сами, и закрутил головой в поисках подходящего собеседника.