Зов кукушки - Роберт Гэлбрейт

Мобильный вернулся на пол и продолжил молчаливую подзарядку, а Страйк накрыл глаза волосатой ручищей, чтобы не видеть даже узких полосок фонарного света, которые проникали сквозь жалюзи, расчерчивая потолок. Против его воли перед глазами возникла Шарлотта, какой она была в день их знакомства, когда в одиночестве сидела на подоконнике во время студенческой вечеринки в общежитии Оксфорда. Страйк в жизни не видел ничего прекраснее, и его однокашники тоже, судя по бесчисленным мужским взглядам украдкой, преувеличенно громким голосам, раскатам смеха и показным жестам, рассчитанным на одинокую молчаливую фигурку.

Глядя на нее от противоположной стены, девятнадцатилетний Страйк испытал то же самое чувство, какое в детстве вызывал у него свежий снег во дворе у дяди Теда и тети Джоан. Ему захотелось первым оставить свои следы на этой невыносимо гладкой поверхности, первым потревожить ее и первым нарушить.

— Ты же поддатый, — напомнил ему приятель, когда Страйк объявил о своем намерении подойти к этой девушке и поболтать.

Страйк и не спорил; прикончив седьмую за тот вечер пинту, он решительно направился к подоконнику. Его провожали любопытные взгляды, подначки, а возможно, и насмешки: ведь он смахивал на могучего Бетховена в роли боксера и недавно заляпал футболку соусом карри.

При его приближении девушка подняла голову, распахнула свои большие глаза, откинула длинные темные волосы, и открытый ворот ее блузы обнажил бледную ложбинку.

Кочевое, неспокойное детство, с вечными переездами и сменой школ, привило Страйку незаурядные навыки общения: он легко вписывался в любые компании малышни и подростков, умел смешить, почти ни с кем не ссорился. Но в тот вечер он едва ворочал языком. По воспоминаниям, его даже слегка качало.

— Чего тебе? — спросила она.

— Да вот… — Страйк оттянул футболку и показал кляксы соуса. — Как по-твоему, чем это можно отстирать?

Она невольно (он видел: ей хотелось сдержаться) засмеялась.

Через некоторое время в зал ворвался с кучкой лощеных дружков университетский Адонис, сын парламентария Джейго Росс, которого Страйк знал только в лицо и понаслышке; он застал их с Шарлоттой, увлеченных беседой, все на том же подоконнике.

— Где тебя черти носят, Шарлотта, крошка? — Росс застолбил свои права с помощью сердито-покровительственного тона. — Вечеринка Ричи — этажом выше.

— Я не пойду. — Она повернула к нему улыбающееся личико. — Мне нужно помочь Корморану отстирать футболку.

Так она прилюдно отшила своего парня, выпускника элитной школы «Хэрроу». Для Корморана Страйка это был миг самого грандиозного триумфа за девятнадцать лет его жизни: у всех на виду он похитил Елену Троянскую из-под носа Менелая, но сам от восторженного изумления даже не задумался об истоках такого чуда, а просто воспринял его как должное.

Лишь много позже он узнал, что кажущаяся случайность — или прихоть судьбы — была мастерски подстроена самой Шарлоттой. Через несколько месяцев она призналась, что хотела наказать Росса за какое-то прегрешение, нарочно зашла не в ту комнату и стала ждать, чтобы ее заклеил кто-нибудь из парней — не важно кто; так что он, Страйк, оказался всего лишь орудием пытки: Шарлотта исключительно назло Россу в первую же ночь переспала со Страйком, а он принял ее взвинченность и жажду мести за любовную страсть.

Первая ночь таила в себе все то, что впоследствии разлучало, а потом неодолимо тянуло их друг к другу: саморазрушение Шарлотты, ее безрассудство, желание ранить, и побольнее, невольное, но искреннее влечение к Страйку, прочное место в том замкнутом мире, где она выросла и впитала ценности, вызывавшие у нее презрение и пиетет одновременно. Так начались их отношения длиной в пятнадцать лет, а в результате Страйк, израненный телом и душой, оказался на походной койке и желал лишь одного — стереть из памяти Шарлотту.

Утром Робин уже во второй раз оказалась перед запертой стеклянной дверью. Она воспользовалась ключом, который доверил ей Страйк, бесшумно подошла к дверям кабинета и прислушалась. До нее донесся негромкий, но вполне различимый храп.

Положение оказалось весьма щекотливым. С одной стороны, у них сложилось неписаное правило — не упоминать вслух раскладушку и другие приметы круглосуточного пребывания Страйка в офисе. С другой стороны, у Робин было срочное сообщение для временного босса. Она помешкала, перебирая возможные варианты действий. Проще всего потопать и погреметь в приемной, тем самым давая Страйку возможность привести в порядок и себя, и свой кабинет, но это долго. В конце концов Робин собралась с духом и осторожно постучала в дверь.

Страйк проснулся тут же. После секундного помрачения он сообразил, что к чему, и отметил, что из окна немым укором льется дневной свет. Потом вспомнил, как прочитал сообщение Шарлотты и положил мобильный подзаряжаться дальше, не подумав про будильник.

— Нельзя! — гаркнул он.

— Чай заварить? — из-за перегородки спросила Робин.

— Угу, да, обязательно. Я выйду, — громко добавил Страйк, впервые пожалев, что на внутренней двери нет замка. Протез стоял у стены, а на Страйке были только семейные трусы.

Робин поспешила набрать воды в чайник, а Страйк выбрался из спального мешка. Он торопливо оделся, кое-как пристегнул протез, задвинул в угол сложенную койку и вернул на место письменный стол. Через десять минут после стука в дверь он, прихрамывая, вышел из кабинета, принес с собой густой запах дезодоранта и заметил, что Робин, сидя за столом, лопается от нетерпения.

— Ваш чай. — Она указала на горячую кружку.

— Отлично, спасибо. Я сейчас, — сказал Страйк и пошел отлить. Застегивая молнию на брюках, он увидел в зеркале свою небритую, помятую физиономию. Оставалось (причем не в первый раз) утешаться тем, что волосы — хоть причесывайся, хоть вообще забей на это дело — всегда выглядели одинаково.

— У меня есть новость, — сказала Робин, когда он появился из-за стеклянной двери и с повторной благодарностью взял приготовленную для него кружку.

— Неужели?

— Я вышла на Рошель Онифад.

Он поставил кружку на стол.

— Вы шутите! Черт возьми, как вы это…

— В деле сказано, что она состоит на учете в поликлинике при больнице Святого Фомы, — взволнованно зачастила раскрасневшаяся Робин. — Я вчера вечером взяла да и позвонила туда, назвалась ее именем и сказала, что забыла, на какое время записана. Мне тут же ответили: на этот четверг, в десять тридцать. У вас в запасе — она посмотрела на монитор — пятьдесят пять минут.

Как же он сам не допер дать ей такое поручение?

— Гениально, черт возьми, просто гениально… — Страйк облился горячим чаем и снова опустил кружку на стол. — А вы, случайно, не знаете, куда…

— Психоневрологическое отделение, вход через главный корпус, только с другой стороны, — радостно выпалила Робин. — Вот смотрите: идти нужно от Грантли-роуд, мимо второй парковки…