Народ лагерей - Иштван Эркень

На советско-германском фронте он находился с 5 июня 1942 года, где трудбатовцев использовали на работах в лесу и на земляных работах, на строительстве бункеров (лесоповал, разминирование, возведение проволочных заграждений, рытье окопов)[9]. В январе 1943 года, во время стратегического прорыва русских, Эркень находился в 12 километрах от фронта. Рота, в которой он числился, распалась, трудбатовцев смело первой же волной отступающих. Впоследствии писатель неоднократно вспоминал об этих кошмарных скитаниях, особо подчеркивая, что жизнью своей отступающие солдаты были обязаны русскому населению: сами лишенные пропитания, сельские жители делились с ними последним куском. Тяготы усугублялись и необычайными холодами — морозы доходили до 40 с лишним градусов. Путь отступления растянулся на 360 километров; раненный минными осколками Эркень попал в плен. До Белгорода, где сомкнулись советские клещи, он так и не добрался[10].

После окончания войны в лагерях ГУПВИ НКВД на территории Советского Союза оказалось около 4 миллионов военнопленных: немцев, японцев, венгров, австрийцев, румын, итальянцев, финнов и др. По данным 1946 года, пленные и интернированные иностранцы содержались в 267 основных лагерях и 2112 лагерных отделениях, а также в 392 специальных рабочих батальонах и 178 специальных госпиталях — разбросанные практически по всей территории СССР[11]. Что касается количества, то после немцев и японцев третье место занимают пленные венгры численностью более полумиллиона[12].

В условиях советской бюрократии попавшие в плен неприятельские солдаты подвергались строгому учету. На каждого военнопленного было заведено учетное дело, куда заносились все биографические данные, и опросный лист, где подробно устанавливались обстоятельства взятия в плен. Кроме того, проводился и карточный учет в строгом алфавитном порядке. По данным опросных листов в лагере заполнялись учетные карточки в двух экземплярах: один экземпляр включался в картотеку учета по данному лагерю, другой направлялся во 2-й отдел ГУПВИ НКВД/МВД СССР. Как в опросном листе, так и в отдельной учетной карточке фиксировались и все перемещения пленного — например, перевод из лагеря в лагерь, помещение в лазарет, карцер, побег, освобождение, смерть и пр.[13]Опросные листы заполнялись специальными сотрудниками лагеря с помощью переводчиков (военных или же работавших в органах), однако военнопленный при всех обстоятельствах должен был поставить собственную подпись.

Среди документов ГУПВИ нами были обнаружены личное дело военнопленного и учетная карточка Иштвана Эркеня[14], что позволяет впервые предпринять попытку восстановить историю его странствий в архипелаге ГУПВИ СССР.

В досье Иштвана Эркеня находятся также два опросных листа. День взятия его в плен уже не установить с точностью, даже в документах учетного дела фигурируют разные даты: 23 января 1943 года, 5 февраля 1943 года и просто февраль 1943 года. В последующих воспоминаниях писатель и сам затруднялся в датировке:

«Непросто — даже для меня — совместить в пространстве и времени эти тускнеющие воспоминания, но еще сложнее воспроизвести их так, чтобы стало понятно и тем, кто этого не пережил»[15].

Первый опросный лист Иштвана Эркеня был составлен в госпитале для военнопленных № 2599 в Тамбове и датирован 2 февраля 1943 года. (В эвакогоспитале он находился по поводу авитаминоза и пиодермии голени.) Эта анкета была подписана Эркенем месяцы спустя, 9 мая 1943 года. Из госпиталя его выписали 20 августа и 1 сентября 1943 года зарегистрировали в лагере № 188, размещенном в густом лесу, близ станции Рада под Тамбовом. Здесь он провел два года, здесь же впервые в жизни столкнулся с «радостями» физического труда. Первые работы, в каких Эркень принял участие, оказались рубкой леса: пленные изготавливали шпалы. Именно в этом лагере Эркень и начал писать, делая свои первые заметки огрызком карандаша на клочках бумаги, выдаваемых для курева[16].

Второй опросный лист датирован 5 февраля 1945 года, когда Эркень прибыл в красногорский лагерь № 27 под Москвой. С 1944 г. лагерь в Красногорске стал оперативно-пересыльным и явился первым организационным пунктом лагерей и лагерных отделений Московской области. Через лагерь № 27 в разные годы и с разными сроками пребывания в нем прошли практически все представители военной, политической, экономической и интеллигентской «элиты» стран, воевавших против СССР. Здесь действовали три зоны: 1-я зона — так называемая «особая», или офицерская, 2-я зона — антифашистская школа и 3-я зона — рабочая. В период с 1942 и по 1949 год число поступивших в этот лагерь составило 48 043 человека[17].

Сначала Иштван Эркень находился в 1-й зоне — «в виде исключения»; впоследствии он вспоминал об этом периоде так: «Иной раз встречи происходили самые невероятные, ведь кого здесь только не было: писатели, музыканты, дирижеры, художники разных национальностей; кое о ком из них выяснилось потом, что они являлись военными преступниками…»[18]

25 мая 1945 года Эркень был переведен в Центральную антифашистскую школу (ЦАШ), действовавшую в Красногорске с февраля 1943 года[19]. Штатными преподавателями школы были известные члены Коминтерна, общественные деятели, сотрудники Главного политического управления Рабоче-крестьянской Красной Армии, советские ученые. Школа имела шесть секторов: немецкий, австрийский, итальянский, румынский, венгерский и чехословацкий для так называемых судетских немцев. Прежде школа действовала на территории лагеря № 27, а с 1945 года была выделена в самостоятельный «спецобъект № 40»[20]. Иштван Эркень находился на этом объекте до 18 сентября 1946 года, работал младшим преподавателем по венгерской литературе и истории. Тогда он познакомился с представителями венгерской эмиграции в СССР: Матяшем Ракоши, Йожефом Реваи, Дердем Лукачем Дюлой Хай; они часто приезжали в лагерь читать лекции.

К этому времени уже каждую неделю выходила газета для военнопленных «Игаз Со», в подготовке которой принимали участие и сами военнопленные. Эркень был членом редакционной коллегии, писал статьи и даже стихотворения, которые публиковались в этой газете[21].

Теперь уже у него была отдельная комнатка, некий австрийский эмигрант снабдил его бумагой и ручками — появилась возможность писать. Согласно данным опросного листа 18 сентября 1946 года Эркень был возвращен со спецобъекта № 40 в 27-й лагерь.

Последняя пометка в его личном деле датирована 21 декабря 1946 года: отбыл из лагеря № 27 в распоряжение ЦК Компартии Венгрии. «Дело закончено в связи с освобождением военнопленного и убытием его в распоряжение ЦК Компартии Венгрии». Генеральный секретарь Венгерской коммунистической партии Матяш Ракоши еще весной 1946 года требовал ускорить возвращение Эркеня на родину. В своем письме Золтану Санто, представителю Компартии Венгрии в Исполнительном Комитете Коммунистическго интернационала, от 13 апреля 1946 года он поддерживает просьбу Шандора Сиклаи об освобождении и отправке на родину военнопленного Иштвана Эркеня[22]. Из документа явствует, что, давно живя в московской эмиграции, Ракоши не слишком хорошо знал писателя, поскольку сам он пишет: «Особый упор делаем на Иштвана Эркеня, так как у нас ощущается серьезная нехватка полезных делу журналистов». И далее: «Шлите сюда демократически настроенных интеллектуалов — и как можно скорее!»