Конечная – Бельц - Эмманюэль Гран

– Конечно, но только в постели.

Они вернулись в спальню, и Марк рассказал Марианне свою историю, ничего в ней не упуская. Сообщил о деньгах, о трупе на обочине дороги, о том, что двое его друзей убиты; о том, что сам он боится и полиции, и мафии, – и этот мучительный груз беспрерывно давит на него, и груз этот – стыд за себя.

Марианна слушала его не перебивая. Когда рассказ подошел к концу, она обняла его и молча покрыла поцелуями его тело. Приблизилась губами к его уху и прошептала:

– Спасибо за откровенность. Ты смелый человек. Возможно, сам ты так не считаешь, но мне кажется… ты все сделал правильно.

Марк улыбнулся Марианне и обнял ее. Занимался рассвет, предвестник нового дня. Девушка глубоко дышала у него на груди. Это он-то смелый? Оставил мать и Зою дома разгребать проблемы… Как бы то ни было, но как же приятно такое о себе слышать.

А дальше-то что, смельчак? Не забывай, что очень скоро выяснится, так ли это на самом деле.

Когда ты окажешься лицом к лицу с профессиональным убийцей.

* * *

Папу вдруг почувствовал прикосновение на своей коже, будто холодная мокрая змея ползет по шее, лижет ему щеки и ерошит щетину. Мерзкая тварь издала свист, потерлась о его виски и скользнула к макушке. У Папу возникло ощущение, что голова сейчас взорвется. Она вот-вот расколется, как яичная скорлупа, и мозг растечется по плечам. Ноги у него заледенели, ступни не касались пола; язык дрожал, а в носу стоял резкий запах мочи. Послышался глухой стук, потом неясное, почти неслышное бормотание. Папу сделал огромное усилие, чтобы мобилизовать остатки интеллекта, и вдруг среди этой звуковой мешанины уловил одно слово, непохожее на другие. «Равноденствие». Он сжал кулаки и вновь напряг слух. Стена дрожала и, кажется, хотела опуститься ему на голову. Пищевод горел от прилива желчи и желудочного сока. Он опять сосредоточился, разобрал слово «грек», и тут его желудок пришел в возмущение. Папу прижался к выложенной плиткой перегородке туалета. Тело скрутил болезненный спазм, и его вырвало на колени и брюки, которые были спущены до щиколоток. Дверь распахнулась. Перед ним возник массивный силуэт. – Вот дерьмо! Ты только посмотри, кто здесь. – Он все слышал. – Вряд ли. Не видишь, в каком он состоянии? – И все же? – Ничего, разберемся.

Послышался звук шагов, скрипнула дверь. Папу опустил голову и с отвращением увидел свои испачканные ноги и брюки. Это была самая жесткая пьянка с тех пор, как он налакался мескаля в закоулках Монтевидео. Вот срань господня!

Снова стукнула дверь в туалет.

– Папу!

Это был Малю. Он не любил, когда заблевывают его гальюн, и часто заставлял нарушителей дисциплины самих все отдраивать. Папу еле держался на ногах.

– Вот черт! Ну и вонь! Да ты тут наблевал, парень.

– Немного.

– Какое к черту немного? Выходи, я посмотрю.

– Эй, полегче! Клиент всегда прав, – с трудом промямлил Папу.

Зин пробежала всю улицу Тонье, прыгая по мокрой мостовой и крепко зажав в руке записку. Ив говорил: «Иди спокойно», но ее мозг решил, что для столь юного возраста это не самый подходящий вариант. Старикам в стоптанных ботинках этого не понять. Она уломала маму купить ей классные кроссовки «Найк» как раз потому, что не хотела выглядеть, как старая бабка. Ив велел ей разыскать грека. Она прекрасно себе представляла, кто это такой, – в школе только о нем и говорили. Он, кажется, совсем не умеет рыбачить, только делает вид. Потому что иммигрант, и у него там нет работы. По этой причине он и приехал во Францию. Как и все иммигранты. Правда, он не только не умеет ловить рыбу, но, кажется, вдобавок и убил Жюгана. Валантен говорил, что у его отца есть доказательства. А Дом сказал, что грек какой-то чудной, что он умеет наводить на людей порчу, и, как предупредил его отец, об этом лучше поменьше болтать, если не хочешь оказаться на пляже с распоротым животом. И все-таки Дом ведет себя как полный придурок, потому что боится об этом говорить, хотя ему очень хочется, как и остальным. Все его боятся, этого грека. А вот мне все равно, подумала Зин, чуть не споткнувшись о камень мостовой, – я его не боюсь.

Добежав до порта, девочка забралась на сложенные в штабель деревянные поддоны и огляделась вокруг. Грека нигде не было видно. Она помчалась на рыбную биржу, где рыбаки стояли в очереди, чтобы сдать улов тому типу из супермаркета, одетому в белое, как будто он врач.

– Эй, егоза! Что ты тут делаешь? – послышался знакомый голос.

– Ничего, – ответила Зин, даже не взглянув на Лозашмера, и на цыпочках двинулась вдоль длинной вереницы рыбаков, ожидавших своей очереди.

Она ткнула Марка локтем, сунула ему в карман кусочек бумаги и испарилась так быстро, что он даже не успел обернуться. Эта короткая сценка не осталась незамеченной, и люди, ни слова не говоря, стали украдкой переглядываться. Марк теребил листок, не вынимая его из кармана. Когда подошла его очередь, он вывалил рыбу на настил. Невозмутимый Жаффре осмотрел ее, ощупал, взвесил и сделал знак своему рассыльному. Теперь Марк мог идти.

Записка была наспех нацарапана синей ручкой.

Марк прошел по улице Тонье, остановился у почты, на стене которой висел пожелтевший от времени и полинявший от дождя план городка, затем добрался до темной узенькой улочки Ситель, которая отходила от главной улицы. Он без труда нашел номер «13», написанный белой краской на каменной стене. Марк постучал. Дверь отворилась, и он оказался лицом к лицу с низеньким седоволосым мужчиной: тот схватил его за руку и втащил во двор.

– Что вы здесь делаете?

Маленький человечек не успел еще открыть рта, как под козырьком неожиданно показалась пухлая фигура.

– Марк! Ну наконец-то! Нашел нас без проблем? Мне нужно было написать, что это служебный вход в магазин, но это вылетело у меня из головы.

– К чему такая секретность?

– Ну, знаешь, я подумал, что лишняя осторожность не помешает, – вздохнул Венель.

Венель впустил Марка и Ива Лестреана, вошел следом и провел их в подсобное помещение – темную тесную комнатку, заваленную пустыми картонными коробками. Он усадил их за простенький ламинированный стол и зажег регулируемый светильник с фарфоровым абажуром.

– Магазин закрыт. Нам никто не помешает.

– Марк, ты же знаком с Ивом?

– Да, я приходил к нему, чтобы купить…

– Генератор, – с понимающим видом закончил за него Ив.

– Хорошо, – произнес Венель. – Я сообщил ему о нашем деле, потому что он тонкий знаток местной истории и – с этого и следовало начинать – наш друг.

Лестреан покраснел.

– Марк, как я сказал, я полностью ему доверяю, а это, наверное, главное, когда речь идет об интересующей нас проблеме.