Star Wars: Эпизод III. Месть ситхов - Мэтью Стовер

Но ему он ничего такого не сказал. Анакин прошел испытание несколько месяцев назад, но для Оби-Вана оставался учеником, падаваном.

Поэтому Скайуокер пробубнил извечное:

— У меня дурное предчувствие.

Кеноби нахмурился, наблюдая, как клоны из палубной команды загружают бело-голубой истребитель.

— Прости, Анакин, ты что-то сказал.?

— Я понадоблюсь вам, учитель…

И почувствовал, что говорит правду, — если бы он мог поехать, если бы каким-то образом мог заставить себя забыть о Падме на несколько дней, если бы мог сбежать от Палпатина, Совета, размышлений, политики, всего Корусканта, который дергает его во все стороны и высасывает жизненные силы… Если бы мог сбежать и еще раз сыграть в игру под названием: «Кеноби и Скайуокер», то все было бы хорошо.

Если бы.

— Возможно, я гоняюсь за взбесившимся бантой, — сказал Оби-Ван. — Твоя работа здесь гораздо важнее, Анакин.

— Я знаю. Ситх.

Слово оставило на губах горький привкус. От манипуляций Совета воняло политикой.

— Просто мне…— Скайуокер беспомощно пожал плечами, отвернулся. — Мне не нравится, что вы улетаете без меня. Разделять команду — нехорошее дело. Вспомните, что случилось в прошлый раз.

— Лучше не напоминай.

— Хотите провести еще несколько месяцев с кем-нибудь вроде Вентресс? Или хуже?

— Анакин…

Скайуокер не смотрел на Оби-Вана, но легко представлял его улыбку.

— Не тревожься. У меня столько клонов с собой, что можно взять приступом три системы с Утапау размером. Думаю, я управлюсь и без твоей помощи.

Пришлось отвечать на улыбку.

— Что ж, всегда что-то происходит впервые.

— Мы не разлучаемся, — сказал Оби-Ван. — Мы и раньше много раз работали в одиночку. Вспомни, как ты возил Падме на Набу, пока я летал на Геонозис?

— И что из этого вышло?

— М-да, пример неудачный, — сознался Кеноби. — Но годы идут, а мы все еще живы и по-прежнему друзья. Я имел в виду, Анакин, что даже работая в одиночку, мы все равно вместе. У нас одни и те же цели, мы хотим закончить войну и спасти Республику от ситха. И пока мы с тобой на одной стороне, все будет хорошо. Я уверен.

— Ладно…— Скайуокер вздохнул. — Наверное, вы правы. Такое тоже случается время от времени.

Кеноби хмыкнул и похлопал его по плечу.

— Прощай, старый друг.

— Учитель, подождите!

Нельзя же стоять тут столбом и дать учителю просто так вот уйти. Не сейчас. Он обязан сказать хоть что-нибудь.

— Учитель…— неуверенно начал Анакин. — Знаю… я разочаровал вас за эти дни. Я был самоуверен. Я… не ценил ваших наставлений и, что еще хуже, дружбы. Мне нет прощения, учитель. Меня злит Совет… знаю, это не ваша вина, и прошу меня извинить. За все. Ваша дружба для меня значит очень много.

Оби-Ван сжал механическую ладонь Скайуокера, второй рукой — выше соединения металла и живой плоти.

— Ты мудрый и сильный, Анакин. Ты делаешь честь нашему Ордену и далеко обогнал мои скромные усилия на учительском поприще.

— Не так давно вы утверждали, что моя мощь не делает мне чести.

— Я не о мощи твоей говорю, Анакин, а о твоем сердце. Твое величие — в великодушии, отваге, щедрости, сострадании и сочувствии. Вот, чем ты ценен,негромко произнес Кеноби. — Твои поступки — поступки великого человека. И я очень горжусь тобой.

И все, чем Анакин сумел ответить, это задумчивым эхом:

— Да пребудет с вами Великая сила.

Он стоял и смотрел в спину Кеноби. Затем повернулся и, понурившись, нога за ногу побрел к машине.

Канцлер ждал.

Холодный ветер подметал, личную посадочную площадку в здании Сената. Анакин стоял, закутавшись в плащ по самый подбородок, и разглядывал собственные сапоги. Он не чувствовал холода или ветра. Он не слышал завывания двигателей, с которым личный транспорт канцлера Палпатина опускается на платформу, не ощущал запаха смога, растревоженного порывами ветра.

Что он видел, так это лица сенаторов, которые вышли приветствовать его. Что он слышал, так это радостные восклицания и поздравления, когда он вернул Сенату их драгоценного канцлера целым и невредимым. Что он ощущал, так это жгучую гордость оттого, что на нем сфокусировано внимание репортеров, которым не терпится запечатлеть — пусть мельком, — человека, победившего графа Дуку-Сколько дней назад это было? Вспомнить он не сумел. Не так уж и много. Когда не спишь, дни слипаются в ком, так что утомление причиняет физическую боль. Великая сила помогает оставаться на ногах, помогает двигаться и думать, но не позволяет отдохнуть. Да он и не хочет отдыхать. Отдых может принести сон.

А того, что принесет сон, Анакин знать не хочет.

Он вспомнил, как Оби-Ван рассказывал о каком-то поэте, о котором когда-то читал. Имени он не помнил, да и цитату переврал, но говорилось там, что нет несчастья большего, чем вспоминать с горьким разочарованием день, когда ты был счастлив…

Как все быстро переменилось от добра ко злу?

Анакин не понимал.

Репульсоры челнока взбили пыль, открылся люк, и по трапу слаженно спустились четыре алых гвардейца. Они словно плыли по воздуху, длинные плащи цвета свежей крови раздувал ветер. Гвардейцы расступились, пропуская Палпатина и его высокого грузного спутника-чагриана, рога которого покачивались над головой Верховного канцлера. Палпатин и вице-спикер Сената Маc Амедда были погружены в беседу.

Анакин шагнул им навстречу.

— Канцлер, — произнес он с поклоном. — Господин спикер.

Маc Амедда посмотрел на него, выпятив сизые губы, что для человека было бы знаком пренебрежения и недовольства, а для чагриана — улыбки.

— Приветствую вас, ваша милость. Надеюсь, день был к вам благосклонен?

Скайуокеру как будто швырнули в глаза горсть песку.

— Весьма, господин спикер, благодарю вас. Амедда вновь повернулся к Палпатину, и вежливая улыбка Анакина немедленно превратилась в презрительную гримасу. Может, он просто переутомился? Но почему-то изгибы обнаженных головных щупальцев чагриана заставляли Скайуокера надеяться, что Оби-Ван не солгал о Сидиусе. Анакин предпочел бы, чтобы тем самым таинственным ситхом оказался бы Маc Амедда, потому что спикер Сената был настолько ему отвратителен, что Анакин легко мог представить, как разбивает ему голову…

Тут Скайуокера осенило, что Палпатин вежливым жестом отсылает Амедду в сопровождении «красных плащей».

Хорошо. Анакин не в настроении играть в глупые игры. Наедине с канцлером они могут переговорить начистоту. Небольшой разговор по душам — то, что требуется. Небольшой разговор по душам, может быть, выжжет туман полуправд, которыми Совет Ордена забил ему голову.