Сонные глазки и пижама в лягушечку - Том Роббинс

– Ты не первая, кого разочаровал Тимбукту, – говорит Даймонд, опять прочитав ваши мысли. – В средние века этот город служил европейцам символом манящего и недоступного великолепия, таинственным, но абсолютно реальным городом богатства, утонченности, загадки и знания; супермаркетом мечты, где можно было купить соль, пряности, рог единорога, карты Таро, книги, девственниц, евнухов, карликов и саквояжи неочищенной руды; где в роскошном саду на крыше дворца можно было порезвиться со свежекупленной рабыней; где мудреца или святого человека можно было встретить буквально на каждом углу. Да, все это так. Но когда в девятнадцатом веке первые европейцы начали прибывать в Тимбукту, было уже поздно: город перевалил пик своего расцвета по крайней мере триста лет назад. Дворцы разрушились, рынки закрылись, библиотека и университет были сожжены. Люди приезжали, надеясь, что будут кататься в золоте, а вместо золота их ожидал желтый горячий песок. Африканское Эльдорадо. Да, именно так. Кстати, ты знала, что Марлон Брандо называл верблюжий рот самой уродливой вещью в мире?

– Почему?

– Ну, если отвернуть ему губы, то обнажится…

– Ларри, стоп, перестань. Я не об этом. Боже! Я хотела спросить, почему Тимбукту был богатым и роскошным, а превратился в какое-то… кладбище?

– То же самое можно сказать и про Уолл-стрит. У всех вещей в материальном мире есть жизненный цикл. Формальная причина заката Тимбукту – если тебе интересно – в том, что европейские купцы в пятнадцатом веке обосновались на западном побережье Африки, и у караванных путей через Сахару появилась альтернатива; а вскоре после этого бедному городу буквально вышибли мозги, когда в 1591 году его наводнили марокканские наемники и бродячие фундаменталисты. Но эти события – лишь экипажи, на которых любят разъезжать перемены. Эволюция, например, разъезжает на бульдозере, закамуфлированном под трехколесный велосипед. А вот с историей все наоборот.

Слова Даймонда наводят на размышления. Если отбросить декоративную часть его болтовни, то получится, что вы не так уж и отличаетесь от средневековых европейских путешественников. Оптимистически отплыв к берегам сказочной земли в поисках богатства, вы после трудного пути добрались до цели – и обнаружили, что сказочная земля давно перевалила свой пик и клонится к закату. Конечно, дни веселого процветания миновали, но является ли сегодняшний спад окончательным? Суждено ли финансовым центрам Америки, некогда могущественным и полным жизни, погрузиться в расползающиеся пески экономической Сахары, чтобы через каких-нибудь двадцать лет превратиться в грязные деревни, жителям которых, включая вас, не останется ничего лучшего, чем думать о своей ненужности и слушать журчание ветра?

– И смотреть на звезды. – Что?

– Слушать журчание ветра – что-то я разошелся, читаю тебя, как раздел знакомств в газете, – и смотреть на звезды. – Даймонд доливает чай в вашу чашку. – Знаешь, люди и сегодня прибывают в Тимбукту, ожидая чего-то… сверхъестественного, фантасмагоричного. А уезжают ворча и ругаясь, с чувством, что их обманули. Но может, дело не в том, что в Тимбукту ничего не осталось? Может, они просто не знают, где искать?

– Не каждый умеет читать мысли, Ларри. Что люди могут там искать? И где они могут искать?

– Ну, начать с университета. Он снова открылся, и, я тебе скажу, это нечто! Меня там научили парочке вещей. Да уж… Очень интересным вещам.

Вжжжик! Вжжжик! Даймонд меняет слайды, картинка летит смазанным стаккато – и замирает на изображении высокой стены навозного цвета. Тимбукту нельзя назвать городом стен, что само по себе удивительно, учитывая его легендарную таинственность, но в пригородах есть несколько огороженных структур, одна из которых, судя по всему, является учебным заведением. Следующий слайд показывает узорчатые кованые железные ворота, за которыми виден двор, заросший банановыми пальмами и цветущими деревьями, а в центре – хотите верьте, хотите нет…

– Это что, пруд?

– Да. А ты думала, в стране, где так низко висит лупа, не найдется лягушек, чтобы ее воспевать? В конце концов, Тимбукту – это оазис.

Следующий слайд: большое квадратное двухэтажное здание, сделанное из глины, в суданском стиле; на втором этаже окна закрыты голубыми ставнями. Дом окружен тенистой зеленью – оазис в оазисе, убежище от тусклого однообразия улиц и сожженных солнцем барханов… Так или иначе на университет он мало похож. Вы уже собираетесь озвучить эту мысль, однако Даймонд меняет слайды, и на экране возникают те же ворота, а перед ними позируют два десятка человек, по виду вполне западных.

– Преподаватели? – интересуетесь вы.

– И да, и нет. Слева – Роберт Антон Уилсон, справа от него Теренс Маккена, Дайан ди Прима и, если не ошибаюсь, Джон Лилли. В заднем ряду можно узнать Тимоти Лири рядом с Карлосом Кастанедой – кстати, его единственная сохранившаяся фотография, – а вот здесь Андрей Годреску, Тед Джоанс, Руперт Шелдрейк, Фритьоф Капра, Гери Снайдер, ну и еще несколько математиков, физиков и художников, о которых ты скорее всего никогда не слышала.

– Да я ни о ком из них не слышала, – говорите вы, кривя душой: помнится, то ли Кью-Джо, то ли ваши родители упоминали в разговоре некоторые из этих имен.

– Разумеется, эти светила не работают в университете на полную ставку. Все, кто не живет в Африке, приезжают лишь время от времени – и всегда инкогнито. Прочтут парочку лекций или докладов, прослушают парочку курсов. В общем, приезжают не только чтобы учить, но и чтобы учиться. Учителя, студенты – границу трудно провести. Но это не преподавательский состав. Вот… преподавательский состав.

Те же ворота, те же позы, то же количество людей плюс-минус два. Однако теперь их лица окрашены в различные оттенки асфальта и корицы, а одежда представляет образцы африканского стиля, от белых хламид и льняных костюмов до тюрбанов, цветастых набедренных повязок и звериных шкур.

– Шаманы, предсказатели, колдуны и прочие оккультные деятели, – поясняет Даймонд. – Как ты думаешь, признали бы такие преподаватели диплом твоей бизнес-школы?

Вы не отвечаете, потому что не слушаете. С тех пор, как в памяти всплыло имя Кью-Джо, вы пытаетесь сосредоточиться на причинах, заставивших вас согласиться на этот дурацкий пасхальный утренник с картинками.

– Ларри, минуту назад ты упомянул, что в Тимбукту продавались карты Таро… э-э… в средние века, да? А Кью-Джо ты тоже об этом сказал? Я просто думаю: может, она увидела какой-то намек?

В полутьме заметно, как у Даймонда на лбу возникают прозрачные луковички пота; вы буквально чувствуете его внезапно обострившуюся лихорадку.

– Я… не помню так сразу. – Он начинает дрожать. – Извини, мне надо отлучиться. Помыть руки, как говорят денатурированные американцы. Хотя многие из них, закончив свою миссию, забывают это сделать.

Прихрамывая, он уходит в темноту.

Признайтесь, Гвендолин: вы медлительны. Тормозите, как зомби, играющие в «монополию», как престарелый маразматик на состязаниях по бегу в мешках, как продавец рождественских открыток в Саудовской Аравии. Если вас выбросить из самолета, то самолет приземлится раньше, чем вы упадете. Вот и сейчас – проходит полных пять минут, прежде чем вы понимаете то ужасное, о чем должны были сразу же догадаться. От жуткой догадки чай выплескивается из чашки, а адреналин – из надпочечников.