Чужая свадьба - Конни Брокуэй

— Дорогая моя… — Аттикусу хотелось утешающе похлопать Кэтрин по руке, но дама отдернула ее.

— Я знаю. Потому что он никогда… Любовь ко мне никогда не возбуждала его.

Перед его отъездом в Судан Кэтрин пришла к нему, зная, что в его объятиях найдет то, что все время ускользало от нее, скрытую в нем страсть, которую ей не пришлось узнать, но так сильно хотелось. Эллиот сказал, что слишком уважает ее, что могут быть последствия, что он не может позволить себе подвергать ее риску.

— Когда он вернулся таким изменившимся, я обрадовалась. Вы понимаете меня, Аттикус? — Никогда прежде Кэтрин не называла профессора по имени; они не были близки друг другу, несмотря на соседство и на то, что оба занимали такое большое место в жизни Эллиота.

— Думаю, что да.

— Человек, которого я любила, никогда не существовал, я придумала его. Я не могу примириться с тем, что я не могла заставить его… — Она умолкла. — И с тем, что она добилась того, чего не сумела я.

Как она ненавидела леди Агату, ее смех, сияющие глаза и свободные манеры!

— Но правда, я и не старалась. — Она гордо подняла голову. — К тому времени когда Эллиот вернулся, мы с Полом уже сблизились. Он любил меня со всей той страстью, которую я ожидала от Эллиота. — Кэтрин с гордостью посмотрела на Аттикуса. — Когда Пол признался, что любит меня, у него в глазах были слезы. Слезы. — Она с вызовом взглянула на старика. — Вы можете представить Эллиота плачущим? О чем-нибудь? О ком-нибудь?

Аттикус молчал, и это было ответом. Она допустила ошибку, ей не следовало делать этого признания.

— Он был так одинок, Кэтрин. Он всю жизнь искал женщину, которую бы полюбил со всей страстью, всем сердцем, — так, как любит вас Пол.

Пол Бантинг. Ее муж. Она никогда не сомневалась в его любви. Он был рядом. Всегда. Поддерживал ее, восхищался ею, обожал ее.

— Вероятно, настало время отпустить старых поклонников, — заметил Аттикус, и в его осторожных словах она увидела внимание и уважение, которые ей всегда оказывал его сын.

Отпустить Эллиота? Он никогда не принадлежал ей. Но у нее была гордость. И Пол.

О чем только думала леди Агата? И что же она натвори-ла? Еще не разобравшись в собственных намерениях, Эглан-тина оказалась рядом с Эллиотом. Она даже испугалась, что тот не станет с ней разговаривать, но он был слишком хорошо воспитан.

Мисс Бигглсуорт даже не пыталась быть деликатной. В свое время она видела, как Эллиот Марч впервые перелезает через забор, и била его по пальцам, когда он воровал яблоки из ее кладовки. Она его любила.

— Леди Агата усердно трудилась, чтобы поскорее закончить приготовления к свадебному торжеству, — объяснила она. — Каждый день ей присылали десятки телеграмм, заказов и договоров. Она лично следила за изготовлением сотни шелковых вееров на свадебные сувениры.

— У нее есть причина, чтобы чувствовать себя усталой, — вежливо согласился Эллиот.

— О да! — обрадованно воскликнула Эглантина. — А еще она сделала эскизы для букетов и начертила план, как расставить стулья. Совсем по-модному, признаюсь, но очень разумно. — Она объяснила, что места, с которых лучше всего видно свадебную церемонию, должны быть предоставлены семейству маркиза. И нашему, конечно.

— Должно быть, она была очень занята.

— Я уверена, она не уехала бы с вечера, если бы в этом не было крайней необходимости.

— Не сомневаюсь, что вы правы.

Вот так, с удовлетворением подумала Эглантина. Сэр Эллиот уже не казался таким напряженным. Безупречные манеры помогали ему держать себя в руках. Он даже улыбнулся ей, как вежливый джентльмен, каким она его знала со времени его возвращения из Судана.

— Вы извините меня, мисс Эглантина? — спросил он, и она кивнула.

Он неторопливо, но целеустремленно вышел из гостиной. Не направился в столовую, как ожидала Эглантина, а прошел в холл и осторожно закрыл за собой дверь.

Неожиданно раздавшийся грохот заставил мисс Бигглс-уорт подскочить. Она поспешно подошла к двери в холл и, открыв, выглянула. Там никого не было. Только большая фарфоровая ваза, обычно стоявшая на столе, валялась на полу, разбитая на мелкие осколки.

Будто кто-то швырнул ее о стену…

…Летти услышала, как одна из горничных разговаривает с кем-то, чей голос был очень похож на голос Эллиота. Она вскочила и выронила веер, который вышивала. В ней боролись противоречивые чувства — страха и радости, но победил рассудок. Эллиот никогда не бросил бы своих гостей. Она наклонилась, чтобы поднять веер.

— Летти.

Она резко выпрямилась, прижимая к груди, как талисман, свой веер. Эллиот был так красив и так суров. Он испытующе смотрел ей в лицо, и ей хотелось знать, что он видит, хотелось не выдать своей сердечной боли.

Ее охватило желание подбежать к нему, почувствовать его руки, обнимающие ее.

Все это было сейчас возможно. Но она стояла неподвижно, и это было самое трудное, что ей приходилось делать за всю жизнь.

Сознание, что любая радость, которую испытает она в его объятиях, будет мимолетной, останавливало ее. Этот мир не исчезнет, прошлое вернётся и вырвет ее из его объятий. И чем дольше она будет оставаться в Литтл-Байдуэлле, тем вероятнее, что рана, нанесенная их разрывом, окажется смертельной… для них обоих.

Он стал рыцарем, скоро будет бароном. Он должен хранить честь своей семьи, оправдать оказанное ему доверие и почет.

— Так не может больше продолжаться. — Его тон не допускал возражений. — Это абсурд.

Он был прав, это не могло продолжаться. Она все время надеялась, что счастливый конец возможен. Должен же был быть какой-то выход. Во всех популярных пьесах бедной девушке удавалось вопреки всем препятствиям завоевать сердце прекрасного аристократа.

Но здесь был не мюзикл, и хеппи-энд, на который рассчитывала Летга, не предусматривался…

Сэр Эллиот осторожно приблизился.

— Летти. Ты не можешь сказать, что равнодушна ко мне. Я не поверю.

Она не могла этого отрицать. Он протянул руку. Она покачала головой, боясь, что, если он подойдет ближе, вся ее решимость пощадить их обоих исчезнет.

— Не отталкивай меня, Летти. Я не вынесу этого. Я не буду слишком настойчив, — сказал он. — Я поступил… плохо. Понимаю. И знаю, что такая женщина, как ты, ожидает определенного отношения…

Он замолчал и отвел взгляд.

— К черту, Летти, на свете больше нет таких женщин, как ты, — неожиданно с яростью заявил он. — Как я могу соблюдать какие-то правила, когда все во мне требует, чтобы я слушался своего сердца? Знаешь, — он пронзительно посмотрел на нее, — с тех пор как я полюбил тебя, я не пожалел ни об одном слове, взгляде, прикосновении! И я так уверен, что люблю тебя, так уверен в нашей любви, что не могу понять, как ты можешь сожалеть о чем-то. — Он грустно улыбнулся. — Любовь к тебе сделала меня чудовищным эгоистом, дорогая. Но так и есть. Я не боюсь сделать ложный щаг, потому что не могу поверить, что так страшно ошибаюсь, и ты отвернешься от меня. — Он всеми силами души старался убедить ее. Но она не нуждалась в убеждении. Она знала, что он любит ее.