Тайпи. Ому - Герман Мелвилл

Ковыряться в земле нам казалось совершенно неподходящим занятием, но случай покинуть Таити представлялся отличный. Мы стали готовиться к тому, чтобы уехать с плантаторами, которые через несколько дней должны были прибыть в Папеэте на шлюпке.

Встреча состоялась, нас представили им под именами Питер и Поль. Они согласились платить нам пятнадцать серебряных долларов в месяц, пообещав прибавку, если мы останемся навсегда. Им нужны были постоянные работники.

Отъезд был назначен на полночь. Мы не хотели столкнуться с туземцами – не все они понимали наши отношения с консулом, и их мог насторожить наш внезапный отъезд.

Мы рассказали товарищам о своем намерении перед самым отъездом. Одни стали укорять нас, другие хвалили и уверяли, что при первой же возможности поступят так же.

Мы простились и больше никогда не видели наших друзей. Но трогательная сцена была омрачена Мак-Ги – обнимая доктора, он вытащил у него из кармана складной нож.

Мы крадучись спустились к берегу, где уже ожидала шлюпка. На веслах прошли рифы, поставили парус и с попутным ветром поплыли к Эймео.

Путешествие было приятным. Взошла луна, воздух был теплым, волны плескались, а фиолетовое тропическое небо было усеяно мерцающими звездами…

Плантаторы оказались общительными. Они были моряками, и это сближало нас. Чтобы скрепить дружбу, они достали бутылку вина – одну из тех, что им удалось раздобыть у буфетчика французского адмирала; в предыдущее посещение они оказали этому буфетчику немалую услугу, познакомив с местными девушками. Кроме того, у наших новых друзей был тыквенный сосуд, полный мяса дикого кабана, печеного ямса, сладкого картофеля и плодов хлебного дерева. Затем появились трубки и табак. Пока мы покуривали, прозвучало много историй о соседних островах.

Наконец послышался грохот волн у рифов Эймео. Проскользнув через проход, мы пересекли гладь внутренней лагуны и пристали к берегу.

Глава 39

Пройдя несколько рощ, мы вышли на поляну, где слышались голоса и мерцал свет в бамбуковой хижине. Это было жилище плантаторов. В их отсутствие хозяйство вели несколько девушек под присмотром старого туземца, который сейчас, завернувшись в таппу, лежал в углу и курил.

Приготовили еду, а затем мы попытались вздремнуть. Увы! Нам помешал неожиданный бич. Москиты, неизвестные на Таити, крутились вокруг нас несметным роем…

Рано проснувшись, мы вышли побродить и осмотреть остров. Мы находились в долине Мартаир, с обеих сторон окруженной высокими холмами. Тут и там виднелись крутые утесы, покрытые цветущими кустами или увитые виноградом. Довольно широкая у моря, долина, уходя вглубь страны, постепенно становилась более узкой. На расстоянии нескольких миль от берега она заканчивалась среди цепи гор, словно увенчанных крепостными башнями, которые заросли кустами и деревьями. Долина представляла собой чащу, прорезанную ручьями и тропинками, извивающимися в сплошной массе листвы.

Дом плантаторов стоял в полном одиночестве, так как ближайшие соседи – несколько рыбаков с семьями – жили в пальмовой роще у моря.

Расчищенный участок земли составлял акров тридцать. Вокруг плантации высился частокол из прочно вкопанных стволов и ветвей. Ограда была необходима для защиты от диких быков и кабанов, во множестве водившихся на острове.

Основной культурой был тумбесский картофель. Чуть дальше лежало небольшое поле индийской репы, поле ямса и прекрасные посевы сахарного тростника, начавшие созревать.

Внутри ограды, ближе к морю, стоял дом, выстроенный из бамбука в туземном стиле. Домашняя утварь состояла из нескольких матросских сундуков, старого ящика, немногочисленных кухонных принадлежностей и земледельческих орудий, а также трех охотничьих ружей, подвешенных к стропилам, и двух огромных гамаков, изготовленных из высушенных бычьих шкур.

Плантацию обступал густой лес, а около дома были карликовые «аоа» (разновидность баньяна), ветви которых давали приятную тень. Нижние сучья этого дерева служили удобными сиденьями, на которых туземцы часто пристраивались на корточках и болтали часами.

Мы позавтракали рыбой и пудингом из индийской репы, жареными бананами и печеными плодами хлебного дерева. Новые приятели держались очень дружелюбно. Выяснилось, что они когда-то сбежали с корабля и, наслушавшись рассказов о богатствах, нажитых от продажи продуктов для китобойных судов, решили стать владельцами плантации. Скитаясь, они добрались наконец до долины Мартаир и взялись за дело, решив, что почва подходящая.

Прежде всего они разыскали владельца понравившегося участка и постарались с ним подружиться.

Это был Тонои, вождь рыбаков, который как-то, находясь под действием спиртного, сорвал с себя повязку из таппы и поведал мне, что он связан кровным родством с самой Помаре и что его мать происходила из рода жрецов, чья власть простиралась в старину на весь остров Эймео. Но поскольку теперь темнокожий аристократ находился в стесненных обстоятельствах, он охотно согласился уступить десяток-другой акров не нужной ему земли. Взамен он получил два или три старых ружья, несколько красных шерстяных рубах и обещание заботиться о нем, когда он состарится.

Тонои предложил двух своих дочерей плантаторам в жены, но они вежливо отказались.

Подданные Тонои рыбаки были ленивы и порочны. Бродя утром по поляне, вы то и дело натыкались на них. Одни дремали в пирогах в тени кустов, другие лежали под деревьями и курили, но чаще играли в камешки. Были у них и другие нехитрые развлечения, по-своему доставлявшие им большое удовольствие. Ловле рыбы они уделяли лишь незначительную часть времени. В общем же это был веселый народ, живший в бедности и безбожии.

Тонои каждое утро обязательно играл в камешки, прислонившись к упавшему стволу кокосовой пальмы, причем седой шулер-туземец постоянно обжуливал его и отбирал половину табаку, который тот получал от плантаторов. Под вечер Тонои брел к их дому, где проводил время до утра, то покуривая, то иногда дремая, рассказывая о тягостной судьбе своего рода. Но подобно другим беспечным старикам, он бывал совершенно доволен своей привольной жизнью.

Глава 40

Плантаторы были прямодушные парни, но во всем остальном совершенно не походили друг на друга.

Один был высокий и крепкий американец с желтоватым длинным лицом, родившийся в лесной глуши штата Мэн, другой – низенький лондонец.

Зик, американец, гнусавил, а Коротышка (как называл его товарищ) произносил слова, как настоящий кокни. Он был красивым парнем лет двадцати пяти. На его щеках играл прекрасный румянец, у него были голубые глаза и густые вьющиеся светлые волосы.

Зик красотой не отличался, но был силен и мог справиться с любой физической работой. Глаза ему служили для того, чтобы смотреть, а не строить глазки. Он казался серьезным и молчаливым, но отличался добродушием, умом, решительностью и, как и Коротышка, полной безграмотностью.

Эти парни прекрасно ладили между собой, но так как никогда не бывает, чтобы из двух человек в совместном деле один не взял верх над другим, то в большинстве случаев распоряжался Зик. Коротышка тоже проникся духом несокрушимого трудолюбия и идеей нажить состояние на плантации.