Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века - Сергей Глезеров

Все дела на мызе вел управляющий – старик Карл Иванович Гюпгер, удостоенный на 35-летний юбилей своей службы в имении наградой от Печаткина в виде золотых часов. Он был классическим примером хозяйственного, педантичного и аккуратного немца, мастера на все руки. В его флигеле помещалась мастерская со столярным и токарным станками и небольшой кузнечной печью.

В 1899 году мать Малкова-Панина стала полноправной владелицей мызы Владимирской. Будучи большой любительницей садовых и огородных дел, она пригласила на мызу ярославского огородника. «Огородники каждую весну приезжали на заработки в Петербург, а осенью возвращались к семьям на родину, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Это было их традиционное занятие, и в Петербурге они славились своим опытом и уменьем. Садовник Федор, красивый, с пышной бородой, с первого же года прижился и появлялся у нас почти двадцать лет каждую весну, принимаясь за оставленное с осени огородное хозяйство».

С.Ю. Жуковский. «Усадьба». 1899 год

Отец Малкова-Панина, генерал русской армии, член Государственного совета, видный специалист по крепостям, решил вдохнуть новую жизнь в усадьбу. Он сразу обратил внимание на то, что лес начинает приходить в запустение, заросли тиной пруды в парке, а также требуется капитальный ремонт построек на мызе. Строительными работами занималась артель гдовских плотников. Мыза похорошела, а старый помещичий дом значительно увеличился в размерах.

Семейная дачная жизнь здесь имела свои обычаи и традиции. В трех верстах от мызы Владимирской лежало село Вохоново, где располагался женский монастырь. По заведенной на мызе традиции, летом всегда ездили в этот монастырь – в церковь. Вохоново принадлежало помещице Н.А. Платоновой, чьи предки владели им еще со времен фаворита Екатерины II – графа Платона Зубова. «Эта престарелая девица, в молодости поражавшая мою мать своей амазонкой, белой верховой лошадью и борзою… была до невероятия чопорная, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – В 1917 году крестьяне Платонову расстреливали; она, правда, осталась жива, так как с испуга упала еще до выстрелов».

С.Ю. Жуковский. «Поэзия старого дворянского дома». 1912 год

Непременной традицией на мызе Владимирской было празднование 2 августа именин отца Георгия Малкова-Панина – военного инженера. Собиралось много гостей, которые останавливались в имении на несколько дней. Порой места не хватало, и гости спали во всех комнатах – на полу, на сене, и даже в бане.

«Ко 2 августа мы всегда готовили фейерверк, фонтаны, римские свечи, ракеты и бенгальский огонь, – вспоминал Георгий Васильевич. – Подправляли и клеили заново бумажные фонари. Всегда готовили аттракционы на тему дня. Когда шла война между бурами и англичанами (буры воевали в Африке за свою независимость, против английских колонизаторов, чем снискали себе сочувствие во многих странах, в том числе и в России. – С.Г.), мы устроили два транспаранта, освещенные свечами. На одном был бур, на другом – англичанин. В руках они держали римские свечи. Когда уже стемнело, мы поставили их в парке между прудом и балконом. Зажгли фонарики и бенгальский огонь. Парк был полон окрестных крестьян. Бур палил в англичанина, тот ему отвечал. Случайно транспарант с англичанином стал гореть и сгорел под громкие аплодисменты. Симпатии русских были на стороне буров».

Любимые занятия при дачной жизни на мызе – купание в пруду, походы в лес за ягодами и грибами. Места вокруг мызы были удивительно богаты ягодами, особенно земляникой, и грибами. В парке еще со времен Константина Печаткина существовала «кондитерская» – навес с большими столами и скамейками, где чистили летом ягоды, а осенью грибы. «Под осень, когда поспевали огурцы и появлялись грибы, на мызном дворе появлялся старик-староста Фома, который под руководством Карла Ивановича научился бондарничать, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Из подвалов вытаскивали бочки, бочонки, все это ремонтировалось, ставились новые днища, заменялись лопнувшие обручи. Вместе с Фомой я тоже стучал молотком по долоту, нагонял обручи, скоблил доски».

К более «взрослым» занятиям относилась охота. Осенью, когда поспевала рябина, окрестности мызы наполнялись стаями дроздов-рябинников. «Стрелять их разрешалось лишь осенью, – вспоминал Георгий Васильевич. – Нам купили две "берданки", которые были переделаны из старых военных ружей. Стоили они очень дешево и стреляли отлично».

На мызу Малковы-Панины выезжали не только летом, и на рождественские праздники. В парке устраивалась высокая гора для катания на санках. В сочельник отправлялись в Вохоновский монастырь…

Свои, заведенные издавна традиции имела и крестьянская жизнь в окрестностях мызы Владимирской. К примеру, еще со времен Константина Печаткина было заведено, что на покос травы на территории мызы выходило население обеих деревень, расположенных на границе имения, – Вытти и Лузики. Деревни были небольшие, по десять дворов каждая. (Деревня Выти обозначена и сегодня на карте Гатчинского района Ленинградской области.) Жили в них финны-ингерманландцы, их обычно, без всякого пренебрежения, звали «чухонцами». За косьбу жители этих деревень получали право пасти свое стадо на всей лесной территории мызы, а также собирать там валежник и хворост.

«Этими привилегиями крестьяне очень дорожили и на покос являлись как на праздник, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Праздником покос и заканчивался. На мызном дворе устанавливали большие столы и скамейки. Мужчины садились за один стол, женщины – за другой. Подавался обед. Управляющий с бутылью несколько раз обходил столы. После обеда шло чаепитие, детишки тоже получали угощение: орехи, пряники, леденцы и прочее. Потом бывали хороводы и пляски… Мы, дети, очень любили косьбу и всегда принимали в ней деятельное участие. У мальчиков были свои косы, у девочек – грабли».

Отношения владельцев мызы и окрестных крестьян складывались очень доброжелательно, что особенно ярко проявилось в годы первой русской революции (1905-1907 годов), когда по всей России прокатилась волна погромов помещичьих усадеб:начинался (снова повторим поэта) «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Мызу Владимирскую это обошло стороной. «Обострений у нас с крестьянами не было – их было мало, и были они достаточно зажиточны. Ни мой дед, ни отец их никогда не эксплуатировали, а, наоборот, всегда помогали. В нашем районе вообще крестьянских волнений никогда не бывало»…

Для знатоков Ленинградской области усадьба «Красная мыза» – не более чем точка на карте, обозначающая место в нынешнем Кировском районе, где мыза существовала когда-то, а потом исчезла, как и многие соседние села и деревни, стертые с лица земли во время Великой Отечественной войны. А для петербуржца Андрея Михайловича Сурикова «Красная мыза» – это часть семейной истории, «родовое гнездо», с которым были связаны годы жизни многих родных и близких. Все, что имеет отношение к истории рода, бережно хранится им в семейном архиве…