Как квакеры спасали Россию - Сергей Никитин

Проживавшие в квакерском доме Алис Дэвис и Надя Данилевская оплачивали свою долю субаренды: 30 рублей в месяц. Если впустить еще греков, подсчитывала Дорис Уайт, с дипломатов можно было бы получать ежемесячно 70 рублей. Итого – 200 рублей, то есть арендная плата за офис могла быть покрыта за счет постояльцев. Дорис Уайт не нужно было платить за свое проживание: ее доля покрывалась доплатой Чемберлинов за мебель в их комнатах. Доля Дэвис и Данилевской покрывалась поступлениями из Комитета служения американских Друзей: Филадельфия высылала ежемесячно 75 долларов. Лондон пересылал каждый месяц 55 долларов. Всего с 1 июня 1926 года по 31 мая 1927 года Филадельфия передала в Москву 12 106 долларов. Значительная сумма из этих денег уходила в Бузулук, Тоцкое и Сорочинское. В Тоцком до ноября 1927 года оставалась Нэнси Бабб, в Сорочинском и Бузулуке американские деньги шли на зарплату русским врачам в соответствии с договоренностями квакеров с Наркомздравом.

При всей экономии Дорис Уайт умудрялась держать в офисе несколько русских сотрудников, хотя и видела необходимость внести в их работу некоторые изменения:

К этому письму прилагался список русских сотрудников с указанием их должности и зарплаты:

В годовом отчете AFSC о работе московского центра за период до конца мая 1928 года говорится:

Алис Дэвис работала в Центре не очень охотно. «Большая часть моих отчетов о том, что я делаю, – писала она новому секретарю Комитета служения американских Друзей Кларенсу Пикетту, – это просто какое-то детское хвастовство о наших достижениях». В конце концов она отказалась принимать финансовую поддержку от AFSC, потому что считала, что с ее стороны «не было по-настоящему честной работы». Надя Данилевская нашла плохо оплачиваемую работу в Комитете помощи заключенным, в то время как Дэвис зарабатывала гроши за перевод документов для Российского Красного Креста. Говоря о трудностях с работой в России, она признавалась в своем письме Пикетту в том, что «почти на грани отчаяния» и хотела бы, чтобы приехала Анна Хейнс и стала бы заниматься делами в Москве.

О положении Московского квакерского центра были проинформированы другие Центры Друзей. Давно живущий в Европе Гилберт Макмастер, глава берлинского Центра, не видел причин для тревоги: «Я не думаю, что жизнь Алис Дэвис в опасности, – писал он. – В случае каких-то проблем ее просто выгонят из страны». Тем не менее Квакерский комитет хотел, чтобы она вернулась домой, в Россию даже отправилась ее мать – в тщетной надежде убедить дочь уехать. Нэнси Бабб писала Пикетту о «безнадежной ситуации в России», говорила о «желании Алис уехать только с миссис D».

В тринадцатом ежегодном отчете Комитета за период с 1 июня 1930‐го по 31 мая 1931 года говорится, что в это время Алис Дэвис занималась в основном переводами, а Надя Данилевская – помощью заключенным (очевидно, у Пешковой в «Помполите»). Дорис Уайт отправилась в Лондон 29 марта 1931 года, а когда она собралась вернуться – через несколько месяцев, – ей отказали во въездной визе. В это время на ее месте в Борисоглебском работала Флой Джордж.

Руководитель Совета международного служения (Council for International Service, CIS) Карл Хит написал советским властям письмо, в котором напоминал большевикам о той «полезной работе совместно с советскими учреждениями», которую вела Дорис Уайт. В своем письме Хит напоминал, что два плана работы Друзей по охране младенчества в СССР были отклонены советским правительством, но в 1929 году квакеры согласились с предложением Наркомздрава пожертвовать оборудование для детской клиники в Москве. Для этой миссии была выбрана Кэтрин Эдвардс, которая собиралась приехать в СССР в конце августа вместе с Дорис Уайт. Однако отказ в визе на возвращение Уайт сделал невозможным продолжение этой работы.