Страх, паника, фобия. Краткосрочная терапия - Джорджио Нардонэ

Т.: Хорошо, но вы на этой неделе избегали делать что-то?

П.: Нет. Один раз я попробовала отложить на потом. Я отложила на потом в надежде, что кто-нибудь, движимый жалостью, решится пойти со мной в супермаркет. Потом в результате никто не решился на это, и мне пришлось собраться и пойти, и я пошла туда, несмотря на то, что это одна из вещей… В общем, я попробовала, немного отсрочила, но потом сделала.

Обнадеживающее реструктурирование достигнутых с помощью метафоры результатов

Т.: Вот, с моей точки зрения вы теперь должны думать о том, что раз мы дошли до девяноста, должны дойти и до ста. Эти последние десять ступенек — как если бы мы поднимались по витой лестнице, как та, что находится в Башне Азинелли:[34] она идет вдоль стены, а в середине видна пропасть, это ужасно! Башня Азинелли прекрасна, там видно, насколько мы поднялись вверх. Вы хорошо делаете, оглядываясь, на сколько ступенек мы поднялись, но если вы посмотрите вперед, то увидите, что остался еще десяток ступенек. И последние десять ступенек очень отличаются от первых девяноста, в том смысле что они не являются настоящими ступеньками, каждая из них — как маленький подъем. Следовательно, по ним легче идти, не надо поднимать ноги, можно шагать нормально, однако для этого нужно побольше спокойствия, нужно идти потихоньку, медленно, не спеша. И еще нужно иметь в виду, что теперь важно изменить некоторые базовые привычки, некоторые умственные дурные привычки, к которым мы можем вновь вернуться не потому, что нам страшно, а в силу дурной привычки, в силу взятой на себя роли, в силу полученных навыков. Сейчас это — очень важный момент, в который следует установить новое равновесие, не испытывая больше нужды в посторонней поддержке. Это означает, в том числе, необходимость задуматься о той роли, которую вы играете внутри группы людей, с которыми вы живете. Вы хотите поговорить со мной об этом? В прошлый раз вы говорили, что играете роль «исповедника» для всех. А что вы сейчас наблюдаете? (молчание).

П.: Не знаю. Думаю, что у меня ощущение того, что, хорошо это или плохо… то есть, я надеюсь, что мое «улучшение», скажем так, не приведет других к… Они все очень ждут, чтобы я вновь стала безупречной. Мне чувствуется, что они таким образом вновь немного будут пользоваться мной, вновь будут использовать меня… в положительном смысле. Однако я больше не расположена к этому, мне это дает ощущение…

Т.: Что вас эксплуатируют.

П.: Да, эксплуатируют, назовем это так.

Фокусирование внимания на второстепенной проблеме в семейных отношениях и стратегическое предписание способа общения, направленное на решение этой проблемы

Т.: Вас эксплуатируют в том смысле, что ориентируются на вас, как на кого-то, кому можно довериться… или в каком-то другом смысле?

П.: Я всегда считала, я тогда считала, что быть почти совершенной — это максимальное достижение. Я была очень довольна собой, если честно сказать, потому что я очень хорошо умела себя контролировать. И это позволяло другим, а может, для них это и не совсем так, в любом случае, быть совершенно самими собой и, стало быть, позволять себе взрывы раздражения… за мой счет. То есть, я считала, что за мой счет, поскольку… я была очень счастлива оттого, что я такая, что я всегда себя хорошо контролирую, что я никогда не повышаю голос. Нет, не просто «повышать голос», я могла повысить голос во время дискуссии, но, хочу сказать, я очень вдохновляюсь во время теоретических дискуссий, но никогда не была такой уж способной к тому, чтобы выступить на переднем плане… рисковать собой, не знаю, как лучше это выразить. Что же касается чувств… то есть, я могу спорить почти до ссоры: когда идет дискуссия, я обычно… обычно чувствую себя так, как будто тема спора не слишком разжигает меня, по крайней мере, так всегда происходило. Это было, с одной стороны, очень полезно для всех окружающих меня людей. По моему мнению, для всех, потому что, хочу сказать, что человек, который не согласен с тобой, но при этом просто говорит: «Ну что ж, я не согласна» или просто уступает, гораздо удобнее в общении, чем человек, который тебе всегда противоречит. В любом случае, это потом создало такую странную ситуацию, при которой окружающие меня люди в определенный момент решили, что я, в конечном итоге, не слишком чувствительна, вплоть до того, что стали позволять себе определенный тип поведения, и никогда не задавались вопросом, могут ли их жесты ранить также и человека, который внешне кажется совершенно неуязвимым. Можно, конечно, сказать: «Что ж, это моя вина», потому что было бы достаточно ответить: «Я не хочу, чтобы ты мне это говорил» или же «Это плохо, что ты так себя ведешь»; может быть, это так и есть. Однако я хочу сказать, что я считаю, я не отрицаю тот факт, что кто-то может иметь чувствительность, которая отличается от моей. Мне кажется, что это совершенно нормально, что разные люди по-разному реагируют в определенных ситуациях, мне кажется, что я всегда внимательно относилась к тем, кто находился передо мной. Однако мне не кажется, что и ко мне относились таким же образом…

Т.: Может быть, потому что вы никогда не опросили об этом?

П.: Без всякого сомнения, я никогда не просила об этом, потому что я была уверена, что все идет… как я сказала, я была уверена в том, что я была совершенной, в кавычках.

Т.: Все вокруг вас брали и не давали, или же давали, не принимая в расчет, что и вы могли бы обидеться.

П.: Да, действительно, многих из окружающих меня людей можно было бы назвать легко ранимыми, в том смысле, что с ними нужно всегда обращаться очень осторожно, потому что, если им скажешь что-то немного другим тоном, они обижаются, даже если это к ним совершенно не относится. И эти окружающие меня люди, чем более они сами ранимы, тем более они способны говорить такие ужасные вещи, что сам собой напрашивается вопрос: «Как же они могут, если они сами так ранимы, не отдавать себе отчета в том, что некоторые вещи могут ранить других?»

Т.: Именно потому, что они ранимы.

П.: Вот именно. То есть, в любом случае, они пользуются этой невероятной системой защиты. Однако, как я уже сказала, они при этом себя хорошо чувствуют. Мне кажется, что я, в конечном итоге, могла бы и обойтись без того, чтобы служить им опорой. Мне казалось, что они, я хочу сказать…

Т.:… что они уважали вас.

П.: Да, да; есть в этом чувство превосходства. Я сейчас отдаю себе отчет в том, что это было, главным образом, ощущение того, что «Никто не хорош в такой же степени, как я». То есть… Потом, возможно, размышляя об этом после кризиса, я, скажем так, поняла, что некоторые вещи мне совсем не нравились. И в этом отношении я уже частично изменилась: я стала гораздо легче вступать в конфликт в отношении того, что касается меня лично, и не только в случае «космических» проблем, скажем так, поэтому я думаю, что все этим были немного ошарашены…