Афганская ловушка - Олег Брылев

Начали врастать в обстановку. Идет бой, а точнее, ожесточенная перестрелка. Большую неприятность представляют мятежники с ДШК, засевшие на двух захваченных у батальона высотах и прилегающих к ним склонах. «Вертушки» хорошо поработали по ним НУРСами, но этого недостаточно. Банда действительно пришлая. Оказалось, сформировав полк и придав ему батальон, мы перекрыли «духам» кислород: рядом был стратегический для них перекресток — пересечение двух горных грунтовых дорог, по которым они гоняли караваны с востока на запад и с юга на север. Кольцевую магистраль под своим контролем держали советские и афганские войска, а в этом центральном горном массиве хозяйничали душманы. Они там чувствовали себя вольготно. 40-я армия и афганцы основные усилия сосредотачивали на перекрытии караванных путей с востока и юго-востока, а уж кто добрался сюда, в Хазару — был в относительной безопасности. Здесь не было гарнизонов и не проводились операции. На это не хватало сил.

А тут вдруг хазарейцы оборзели — мало того, что свое войско решили создавать, так еще и перекрыли важнейшие для мятежников маршруты. Для нас это было неожиданностью — никакими данными по этим обстоятельствам мы ранее не располагали и не догадывались. Вот чем и объяснялось остервенение мятежников и их внезапный массированный удар по Джагури. Хорошо еще, что в момент нашего появления они не знали, сколько и каких афганских генералов туда занесло.

Сверху привели бледного, с окровавленной кистью руки начальника штаба батальона, молодого парня. Он вел огонь из ДШК, установленного на треноге на крыше. Встречной очередью ему срезало указательный и большой палец правой руки. Оказали помощь, перевязали, фельдшер сделал обезболивающий.

Стало ясно, что нужно срочно направлять в этот район более крупные силы, то есть возвращаться, принимать решение и выдвигать сюда части 3-го ак. Что и было вскоре предпринято.

Бой продолжался. Часа через три вертолеты шли снова. В составе подразделения, прибывшего накануне с нами, был авианаводчик. Через него дали целеуказания «Ми-24» по подавлению выявленных огневых точек противника. Батальону и приданным подкреплениям была поставлена задача на ведение массированного огня, пока вертолеты будут садиться, а мы будем перебежками добираться и взлетать.

Сосредоточились в воротах, и едва первый завис и начал приземляться, рванули к нему. Над головами засвистели пули. Бежал резво — мандраж подгонял. Из книг помнил — свистят над тобою чужие, не твои. «Свои» не свистят, дуй дальше. Дверца вертолета уже была открыта, но трап не выброшен. Мы были готовы заскакивать по двое и без него, но в проеме столпилась какая-то группа стариков с чемоданами в руках. Оказалось, с поздним зажиганием подсуетились партийные советники и решили десантировать сюда группу дедов-партактивистов. Один из них, наверно, самый сознательный, успел сгоряча выскочить. Вслед ему вылетел чемодан (его ли?). Остальные по рожам наших лиц, видимо, определили, что стоит воздержаться, и благоразумно отступили внутрь. Мы с помощью подававшего руку борттехника, опять же чуть ли не по двое, шустро взбирались на борт. Последним, чуть дыша, подбежал тучный генерал Зияутдин. Ухватившись за поручень, он стоял пошатываясь, не имея сил взобраться. Еле затащили и тут же пошли на взлет. С воздуха наблюдал, как работали по высотам пулеметами и НУРСами прикрывавшие нас «Ми-24». Было внушительно и почти красиво, если бы не отступивший еще мандраж.

Я пересчитал всех нас, «пассажиров», — 22 человека. Явный перебор согласно всем инструкциям. По этому поводу Ясин Садыки тут же начал драть экипаж — те оправдывались, ведь рассчитывали на выброс дедов, но они мертвой хваткой вцепились во всевозможные железки внутри салона, лишь бы не высадили. Так что им повезло. Кроме того, первого, оставшегося растерянным там, посреди огорода с неизвестно чьим чемоданом. Теперь, вспоминая остросюжетный эпизод, улыбаюсь, чей же все-таки кейс со шмотками успел вылететь из вертолета.

В Газни добрались благополучно. Высыпали на бетонку. Я уже было отошел метров на десять, как сзади окликнули: «Товарищ мушавер, иди, посмотри!» Обернулся, подошел. На хвосте вертолета верхом сидел борттехник. «Смотри! Раз, два, три, четыре…» — четыре пробоины от ДШК зияли в кожухе, торчком выступавшем к стабилизирующему винту. Это означало, что четыре пули пробили его, не задев ни одну из деталей передаточного механизма. В случае повреждения винт бы остановился, и вертолет перешел бы в вертикальное вращение с последующим быстрым падением. Не пришлось бы и описывать эти события.

Ладно. Попили чаю, посмеялись над Зияутдином, вспоминая, как тот с непривычки, да еще под пулями пыхтел по пересеченной местности — вот что значит поддерживать физическую форму! Под вечер уже были в Кабуле.

Надо сказать, что пилоты-афганцы в большинстве своем были выпускниками наших 5-х ЦК ПУАК из Фрунзе. Они были очень опытные, отчаянные, а иногда безбашенные. Афганцы воевали беспрерывно уже много лет, а советские авиационные части прибывали в ДРА на год, а затем их сменяли поочередно другие.

Помню, летом 1985 года проходила очередная операция в Нарае. Располагавшиеся в районе Саид-Карама войска с удивлением наблюдали, как дурачились в воздухе два вертолета — опасно сближались, как бы пугая друг друга, расходились, опять сближались. В конечном счете зацепились винтами и грохнулись на землю. Оба экипажа погибли. Нелепо и глупо…

В один из ненастных ноябрьских дней, в воскресенье, едва вернулся со службы, меня срочно вызвали к руководителю Оперативной группы МО СССР генералу армии Варенникову В.И. По пути заскочил в Управление, где на всякий случай прихватил какие-то карты, схемы. Резиденция Опергруппы находилась между штабами 1-го ак и 40-й. Варенников принял сразу же. В его кабинете находилась также группа генералов и офицеров.

Он кратко заслушал меня по оценке обстановки, состоянию афганских сил и средств спецпропаганды, проводимой работе и ее эффективности. Затем последовал вроде бы дежурный вопрос, которому я вначале не придал значения: «Работу с какими племенами вы считаете наиболее перспективной?» Ответил, что это скорее всего Шинвари, Африди, Мангал, Вазири, Белуджи, Хазарейцы. «А Джадран?» Мне показалось, что он в какой-то степени знаком со справками-докладами генералу Е. Аунапу о работе в Хосте накануне. Шеф как-то в сентябре в течение нескольких часов тоже побывал в Хосте. Позже прилетал Главный советник генерал армии Г. Салманов. Случай был из ряда вон, поскольку ранее не приходилось видеть его где-то в районе боевых. Возможно, ошибаюсь.

В. Варенникову доложил свои оценки, добавив, что племя могущественное, очень свирепое и воинственное. У пуштунов других племен отношение к Джадрану в силу ряда причин не очень дружелюбное. Вторгаться в их пределы — равносильно разворошить осиное гнездо, тем более что ввиду близости к Пакистану и базам снабжения недостатка в оружии и боеприпасах у них нет. Доклад был принят к сведению.

Вскоре после описанных событий в Джагури меня вновь заслушивал генерал армии Варенников.

Сценарий повторился. Я лишь развил мысли по поводу Белуджей. Некоторое их количество проживало в Кандагаре. Они хорошо относились к местным «шурави» из 70-й бригады и в целом к СССР. Зато у них натянутыми сохранялись отношения с пуштунским населением. Основная их масса проживала в пакистанском Белуджистане, южнее. Сепаратистские настроения там были сильны и откровенны, что также всегда являлось головной болью для руководства Пакистана. Более того, Белуджи не скрывали вожделенной мечты получить независимость и образовать собственное государство. Им казалось, что однажды терпение СССР лопнет и наша страна в ответ на участие Пакистана в необъявленной войне против ДРА может принять решительные меры, а заодно окажет «интернациональную помощь» и Белуджистану. Белуджи были готовы в таком случае «открыть ворота», и мы могли бы оказаться на побережье очередного океана с развертыванием там своих баз.