Кости Луны - Джонатан Кэрролл

Вильямc развернулся как пружина, не опуская монтировки.

Свет был повсюду, но звук стих. Только яркий белый свет и тишина.

Что-то с лязгом брякнулось о паркет. Алвин неразборчиво буркнул, дернулся и упал рядом со мной. Мертвое обезображенное лицо… Удар пришелся в самую середину, и лицо словно бы вмялось.

— Мам?

Из белого света выступил Пепси. Я потянулась к нему, но он мотнул головой. Касаться его было нельзя.

— Пепси, ты победил! Он кивнул и улыбнулся:

— Мам, это Мей? Так вот она какая…

Голос был его, только глуше и словно доносился из чудовищной дали.

Он подошел к сестре и уставился на нее сквозь прутья кроватки. Первую встречу моих детей я наблюдала на четвереньках.

Заметив Пепси, Мей вытянула ручку. Она открыла рот, закрыла и улыбнулась — по-моему, она знала, кто такой Пепси.

— Привет, Мей. Я закрыла глаза.

— Я люблю вас обоих. Пепси, Мей тебя видит. Точно знаю, она тебя видит. Я люблю вас обоих, и вот вы вместе.

Пепси вытянул мизинец и чуть-чуть не коснулся ладошки сестры.

— Мам, обещай, что всегда будешь петь ей о мышах.

— Обещаю.

Пепси ткнул пальцем в окно. Нью-йоркскую панораму сменила морда мистера Трейси. Он улыбался, как в старые добрые времена.

— Мам, всегда пой ей о мышах. И еще о паучьем клубе. Эта тоже хорошая.

В комнате вспыхнул свет. Сперва синий, как вода в бассейне, потом оранжевый, желтый, еще желтее, белый. Он стал таким ярким, что мне пришлось зажмуриться. Открыв глаза, я обнаружила, что и Пепси, и мистер Трейси бесследно исчезли.

Когда приехала полиция, я сидела в кресле с Мей на руках и монтировкой на мокрых коленях. Кровь просочилась сквозь хлопковую ночную рубашку на мои бедра. Ощущение было не из неприятных.

Алвин Вильямc сбежал из больницы два часа назад. В суматохе доктор Лейври совершенно забыл про меня. А когда вспомнил, то сразу позвонил в полицию. Но надо же было еще доехать…

Вильямc остановил такси, задушил водителя и украл его деньги, а также лапчатый лом из багажника.

Лом лапчатый. Так полицейский называл монтировку. Лом лапчатый. В кармане у Алвина остался ключ от нашей парадной. Он носился с ключом как с писаной торбой, и в больнице разрешили его оставить.

Я не позволила полицейским забрать у меня Мей или лом лапчатый. Тогда они забрали Элиота. А потом — Алвина. Но я не позволила им забрать Мей или лом лапчатый.

На вопрос, как мне удалось вырвать его у Алвина, я пожала плечами и сказала, что это не я, а Пепси.

Меня оставили в покое.[80]

Дэнни похоронил Элиота и через девять дней после происшедшего устроил переезд. Теперь мы живем на Риверсайд-драйв, откуда чуточку видать Гудзон. Дэнни смеется и говорит, что пришлось подкупить троих чиновников, — просто он хотел, чтобы я могла любоваться видом из окна.

Вчера ночью в постели он снова обнял меня и сказал, что хочет говорить со мной до конца жизни. Говорить со мной, просыпаясь, и говорить, ложась спать. А еще сказал, что мы поможем друг другу состариться.

Знаете, о чем я думала? О чем я много-много думала? Не с Пепси ли сейчас Элиот. Даже если сначала ему пришлось отправиться в Офир Пик, наверняка Пепси вызволит его оттуда. Это было бы здорово. Им будет так весело вместе.

Слов нет, чтобы выразить, как мне их не хватает.

Очень трудно убедить себя, что там, где ты живешь сейчас, — твой дом. Иногда у меня это получается, иногда — нет.

Конец.