Пациент - Джейн Шемилт

— Все произошло так быстро. — Ее голос был хриплым. — Я чувствовала себя совсем беспомощной. — Она часто дышала, теряя контроль над собой.

— Попробуйте рассказать какую-нибудь историю.

Если в детстве я не могла заснуть, мама пользовалась этой уловкой. Обычно это помогало и Лиззи, когда та волновалась, — прилагаемые усилия блокировали беспокойство.

— О чем? — Голос Офелии еще хрипел от страха, но теперь она казалась слегка заинтересованной.

— О чем хотите. Может, о вашем детстве? — Наверняка оно прошло в полном довольстве, это счастливое время собственных пони и беззаботных пикников, яхт и горнолыжных каникул, о которых так приятно вспоминать.

— У нас не было ничего, кроме друг друга, — наконец произнесла Офелия после долгого молчания. Ее голос стал тише. — Мы выросли в трейлерном парке на Среднем Западе. Отец пил, а мать бросила нас, когда мне было два года, а Блейку восемь.

Я слушала, скрывая удивление.

— Когда отец счел нас достаточно взрослыми, он стал оставлять нас одних, иногда на несколько недель. Мне было наплевать, ведь у меня был брат. Я обожала его. Он уже тогда был красавцем, лучшим и в спорте, и в учебе. И легко заводил друзей.

Она взглянула на табличку «Не курить!» на стене рядом с кофеваркой и достала из кармана пачку сигарет. Вытащила одну, прикурила от маленькой золотой зажигалки, затянулась и откинулась назад.

— Гуляя в городе, мы проходили мимо домов, где жили люди с большими деньгами. Я разглядывала через ворота сады, игрушки на траве, брошенные велосипеды — те вещи, которых у нас не было. Если кто-то улыбался мне из окна, Блейк сразу тащил меня прочь. Настоящий собственник. — Она взглянула на меня. — До сих пор.

Блейк собственник? Лицо с ямочками на щеках всплыло в моем воображении. Это слово плохо совмещалось с образом беззаботного человека, которого я знала.

— Воровать он начал в школе. Сперва мелочи вроде фломастеров, возможно, кроссовок, а затем украл и велосипед. Он хотел иметь то, что было у одноклассников. Считал, что вещи обеспечивают авторитет. Никто его не подозревал, он выглядел таким милым. В четырнадцать он примкнул к банде. Раздобыл где-то пистолет. К тому времени он уже играл в азартные игры и нуждался в деньгах. Они устраивали драки в парке и вооруженные ограбления. Однажды стреляли в женщину.

— Блейк в этом участвовал?

— Участвовал? Он был главным.

— Вы хотите сказать, что он и вправду кого-то убил?

Офелия пожала плечами. Она не знала точно.

Доктор просунула голову в дверь. Ее волосы выбились из-под шапочки, под глазами были темные круги, но она улыбалась.

— Состояние вашего сына стабилизировалось, антибиотики начинают действовать. Вы можете его увидеть. Прогнозы делать рано, но по крайней мере ему не хуже, и это обнадеживает.

Офелия вскинулась в кресле, затушила сигарету и встала. Ее лицо было мокрым от слез, хотя по его выражению никто бы не понял, что она способна на какие-то чувства. Она последовала за доктором на этот раз одна.

Я наблюдала в окно, как светало и из темноты появлялась окружающая местность — деревья, луга и меловые холмы вдалеке, еще окутанные утренним туманом, но становившиеся все яснее и яснее.

Июнь 2017 года

Вернувшись, Офелия наклонилась за своим плащом.

— Нам пора идти. — Выражение ее прекрасного лица изменилось, оно стало более расслабленным. — Давайте прогуляемся до дома пешком.

Было приятно оказаться на свежем воздухе даже в четыре тридцать утра. Мы шли среди полей по дороге, ведущей к городу, который лежал в долине внизу, еще окутанный низко стелющимся туманом. Из дымки выступал шпиль собора — устремленная в небеса высокая игла, так же четко различимая, как сотни лет назад, когда люди с любой бедой шли в церковь и уповали на молитвы, а не на антибиотики. Тогда не было ни вакцин, ни внутривенных препаратов.

— Оскару не сделали прививку от менингита. И это он во всем виноват.

Офелия будто прочитала мои мысли, но меня поразил ее ядовитый тон.

— Он же мальчик, Офелия. Он не понимает, что прививаться необходимо.

— Я говорю о Блейке. Он был против любых прививок и убедил отказаться от них. Наплел, что они вредны. Он умеет влиять на нас с Оскаром.

Она шагала быстро, мне приходилось поторапливаться, чтобы не отстать. В моей голове проплывали воспоминания о том, как Офелия опиралась на Блейка, а тот поддерживал ее на пороге в день, когда увозили Люка, как крепко он сжимал ее руку на вечеринке по случаю новоселья, с каким выражением на лице говорил о власти.

Первые утренние грузовики проносились мимо нас по дороге. Мы шли в ногу, опустив лица, Офелия больше ничего не говорила. Через пятнадцать минут мы прошли мимо стен Подворья. Эти толстые серые стены в прежние времена были призваны обеспечивать безопасность обитателей старинного респектабельного места, такого далекого от трейлерного парка на Среднем Западе Америки.

Офелия отперла деревянную калитку в воротах на центральной улице, а затем снова закрыла ее за нами. Впереди, возвышаясь над спящими домами и тенистой зеленью, темнел собор.

— Он трахнул меня, когда мне было тринадцать. — Слова Офелии отчетливо прорезали тишину.

Трудно было поверить, что эта хладнокровная женщина в детстве столкнулась с худшим видом насилия, и почти невозможно было представить, что на это способен Блейк.

— Господи, какой ужас. Я очень сочувствую, Офелия.

— Не стоит. Это было не изнасилование.

— Мне показалось, вы сказали…

— Есть множество разных сортов любви, вы должны это знать. Влечение брата к сестре, сестры к брату…

Мы шли быстро, новости выплескивались на меня так стремительно, что я еле успевала их осознавать. Я чувствовала себя не в своей тарелке.

Офелия взглянула на меня:

— Я бы сделала все, о чем бы он ни попросил.

Мы прошли мимо статуи плачущей женщины — убитая горем Мадонна работы Элизабет Фринк, идущая прочь от собора, приподняв плечи в неимоверной тоске.

— Мне было четырнадцать, когда я забеременела. Мы сбежали.

— Боже мой, Офелия! А как же ваш отец? Наверняка он вас искал?

— Его сбила машина вскоре после того, как мы уехали. Он переходил дорогу. Пьяный, конечно же. Несчастный случай, об этом писали в газетах. Нас это ни капельки не обеспокоило. К тому времени мы добрались автостопом до Калифорнии и сняли палатку в трейлерном парке подешевле. Парком управляла некая Мэрилин, она влюбилась в Блейка. Он нравится женщинам, всегда нравился.

Как и мне. Даже Лиззи прониклась к нему теплотой.

— Блейк начал трахать Мэрилин вместо меня, и я почувствовала облегчение. С меня было довольно. Он контролировал все. Когда родился Оскар, Мэрилин за ним присматривала. Я ходила в школу, а Блейк учился у своей подружки махинациям с недвижимостью. Мы жили в некотором смысле одной семьей, хотя Блейк никогда не говорил Оскару, что тот его сын. Он боялся, что Оскар его возненавидит.