Братья ветра. Легенды Светлого Арда - Тэд Уильямс

– Милорд, – продолжал он, обращаясь к Эназаши, – я причинил вам вред, который признаю. Я ограбил вашу рощу не ради собственной выгоды, но до сих пор сожалею, что необходимость сделала меня вором, а вас – жертвой воровства.

Его брат Инелуки был явно с ним не согласен. Гордость Инелуки стала проклятием, так говорили многие его друзья, и в тот момент я видел, как он отчаянно с ней сражался. Его лучшая часть, или более осторожная, победила: он молчал.

– Все это, конечно, понятно, – заявил Эназаши, – но не меняет сути того, что случилось. Вы пришли в мою рощу под покровом тайны и темноты и без разрешения взяли одно из священных ведьминых деревьев. И сделали моего сына сообщником. Если бы такое произошло в Наккиге, вашим приговором была бы смерть.

Глаза Инелуки вылезли из орбит, но Хакатри бросил на него короткий взгляд, и младший брат снова промолчал.

– Вашему сыну пришлось принимать трудное, отчаянное решение, с'хью Эназаши, – сказал мой господин. – Он, как и я, позволил совести руководить своими поступками. И я уверен, что вы поступите так же.

– В каком смысле? – прищурившись, спросил повелитель Мезуту'а.

Хакатри пошел к помосту. Каждый шаг был медленным и трудным, и все увидели у него на лице капли пота. Инелуки отвернулся, от стыда или сочувствия – я не знал. Наконец Хакатри добрался до первой ступеньки, ведущей на помост, на небольшом расстоянии от ног лорда Эназаши. Он покачнулся, словно падая, но, когда Йизаши протянул руку, чтобы ему помочь, мой господин просто отмахнулся.

Хакатри с тихими стонами боли, хотя он изо всех сил старался себя сдерживать, опустился сначала на одно колено, потом на второе. По его щекам начал стекать пот, когда он наклонился к ступеньке. Это было душераздирающее зрелище, словно мы смотрели на огромного зверя, пронзенного множеством стрел, которые наконец его убили. С последним сдавленным стоном лорд Хакатри опустился перед Эназаши на колени. Когда он заговорил, понять его слова было трудно, такой сильной стала боль.

– Я… в вашей власти, лорд Эназаши. Мы все вышли из… Сада, из чего следует, что мы должны чтить то общее, что в нас есть. Я причинил… вам вред. Если вы решите забрать мою… жизнь за преступление… против вас… она ваша.

Я находился в таком ужасе от страданий моего господина, что не заметил взгляда лорда Эназаши, глаза которого покраснели от слез.

– Кто-нибудь, помогите лорду Хакатри вернуться на место, – голос Эназаши звучал глухо и неровно, как у моего господина. – Клянусь Садом, из которого мы все пришли, вы прощены, сын Дома Ежегодного Танца. Вы прощены.

– Всего несколько лун назад ваш брат отказывался вернуться в Асу'а, – сказал я Хакатри, – и вы назвали его упрямым. А теперь Инелуки возвращается, а вы – нет. – Я никогда так не разговаривал с моим господином, но я за него боялся. – Я не понимаю, милорд.

– Ты считаешь, что мне следует вернуться домой? – резко спросил он. – Но к чему? К жизни, которую едва ли назовешь жизнью? Я кричу в моих снах, наполненных болью, и никто в доме не сможет спать. Я не могу обнять жену, потому что боль слишком сильна, а мой ребенок… – Я никогда не видел Хакатри в таком отчаянии. – Ты знаешь, что Брисейю сказала во время нашего разговора через Свидетеля? Ликимейя хочет знать, когда вернется ее настоящий отец. Моя собственная дочь больше меня не узнает, так я изменился из-за проклятия драконьей крови, а ты хочешь, чтобы я вернулся в Асу'а! – Он стиснул зубы не только от боли, но и от гнева. – Неужели теперь и ты отвернешься от меня, Памон?

Я был потрясен тем, что он поделился со мной личным разговором с женой, чего раньше даже не мог представить, но еще сильнее – что он поставил под сомнение мою верность, однако я понимал, что только страдания могли заставить Хакатри меня упрекать.

– Я никогда не отвернусь от вас, милорд. Вы выбрали меня и вырастили, когда никто другой из вашего народа даже не смотрел в мою сторону. Но из этого не следует, что я буду молчать в тот момент, когда вы, как мне кажется, совершаете ужасную ошибку.

На самом деле только в этом новом, странном мире, в котором мы оказались, у меня появилась смелость ставить под сомнение его решения. Некоторые вещи действительно очень сильно изменились.

Лорд Инелуки покинул Серебряный дом, чтобы вернуться в Асу'а вместе с несколькими воинами, которые его сопровождали. Я не винил его за отъезд, ведь он не мог помочь Хакатри выздороветь и ему было особенно тяжело наблюдать мучения брата, ведь именно он дал ужасающую, роковую клятву, которая привела к таким последствиям. Расставание братьев стало одним из самых печальных зрелищ их всех, что мне довелось видеть: они так сильно любили друг друга, но не могли даже обняться. Инелуки искал нужные слова, но Хакатри его остановил.

– Не беспокойся обо мне, брат, – сказал мой господин. – Если даже Небытие не смогло уничтожить наш народ, несколько капель крови дракона не отнимут у меня жизнь. Мы еще встретимся. – И с такими словами он поднял руку в прощальном жесте.

Инелуки кивнул, и его лицо превратилось в маску, когда он садился в седло Бронзы. Он уехал не оглядываясь.

Мы с Хакатри и полудюжиной слуг и стражей, что несли носилки моего господина, начали медленное путешествие вниз по склону, и скоро Мезуту'а скрылся из вида. Мы спустились на побережье и оказались в порту Да-Йошога, прежнем доме леди Оны и Шоли. Там жили довольно много зида'я, некоторое количество бледнокожих хикеда'я и приличное число смертных мужчин и женщин – они называли это место «Краннир». Конечно, и тинукеда'я, как в любом портовом городе на севере или юге, и, насколько я понял из рассказов женщин из Вороньего Гнезда, старые семьи ниски Да-Йошога, хотя теперь их стало заметно меньше. Тем не менее они гордились своим происхождением и играли ведущую роль в торговле, которой занималась большая часть населения.

И хотя в порту кипела жизнь, сюда редко заходили корабли зида'я, поэтому мы оплатили проезд до королевства Наббан на торговом судне.

Несмотря на то что команда смертных испытывала смущение в нашем присутствии, мы спокойно плыли вместе с ними на юг, вдоль побережья, до широкого скалистого острова Кементари, где давно поселилось большое количество зида'я. Знаменитый город с таким же названием сейчас лежал в руинах – он стал жертвой землетрясения, уничтожившего Джина-Т'сеней. Когда мы направились в глубину острова, оставив позади заброшенную гавань, перед нашими глазами предстали остатки широких церемониальных дорог и развалины когда-то гордых зданий. Их легендарную облицовку из полосатого сардоникса, благодаря которой стены города сияли так ярко, что близлежащие дороги называли «Ослепительный путь», давно унесли грабители.

Прежде гордая, а теперь опустевшая столица не входила в число городов, которые Дженджияна отдала в правление тинукеда'я, но, когда Хакатри и я прибыли туда, немногие представители моего народа и народа моего господина продолжали жить вместе в относительной гармонии. Однако хикеда'я, обитавшие рядом с ними во время расцвета Кементари, ушли из тех мест. Они бежали вскоре после того, как рухнули стены и дворцы, подчинившись требованию Утук'ку присоединиться к ней в Наккиге. Зида'я и хикеда'я, жившие среди руин Кементари, с горечью говорили о том, что хикеда'я потребовали Главного Свидетеля города, звавшегося Дышащая Арфа, и унесли его в свой новый дом. Это возмутительное деяние произошло много Великих лет назад, но, когда мы сидели вместе с правителями Кементари в пустой каменной оболочке бывшего Храма Свидетеля, те, кто остался, скорбели об утрате так, словно это произошло совсем недавно.