Королева нефритов - Икста Майя Мюррей

Через час, в одиннадцать, я не выдержала и встала.

Прямо в ночной рубашке выскочила за дверь, прислушалась. Ни звука, все уже угомонились. Я побрела по коридору к номеру, где остановился Эрик.

— Эрик!

Я повернула дверную ручку и, скользнув внутрь, обнаружила, что он при тусклом свете лампы работает за столом. Сделанный моими родителями «Перевод» был раскрыт на том месте, где анализировалась первая панель стелы, рядом с книгой лежал словарь, позаимствованный Эриком у хозяев «Петен-Ицы». Вокруг были разложены листы бумаги с какими-то словами и математическими уравнениями.

Посмотрев на меня, Эрик улыбнулся. Лампа освещала лишь половину его лица, другая оставалась в тени.

— У тебя счастливый вид, — сказала я, положив руку ему на плечо.

Он удивленно вскинул брови.

— Я имею в виду работу, — уточнила я, указывая на книги.

— Ах да! Кое-что получается. — Он посмотрел на бумаги, и в его глазах мелькнула тень удовольствия.

— Покажи.

Порывшись, Эрик нашел тот раздел писем де ла Куэвы, о котором упоминала моя мать.

— Думаю, вот пассаж, о котором она говорила, — сказал он. — Письмо от пятнадцатого декабря, в котором описывается урок танцев:

Эрик умолк.

— Вот оно! — воскликнула я. — Это, должно быть, числовой код.

— Да. Однако приведенные здесь инструкции, как я понимаю, дают два различных направления поиска. Не думаю, что одни лишь числа дадут нам возможность расшифровать стелу. Прежде всего Баладж К’уаилл предлагает нам «пропускать каждый второй trac», и некоторое время я не был вполне уверен, что он имел в виду, — до тех пор, пока не понял, что это слово…

— Означает «колея».

— Ну да. Обычно этим словом называют отпечатки ног на дороге или колес в колее. Получается, будто он говорит, что нужно пропустить па. Однако данное слово имеет отдаленное отношение и к письму.

— А! — сказала я. — Trace?

— Да, в старофранцузском между этими словами существует определенная связь. «Trac» и «trace» — и то, и другое означает проторенную колею. Как оказалось, словом «trace» в старину также обозначался танец, а кроме того, в детективной литературе оно используется, когда речь идет об уликах…

— Исчезли без следа, и все такое прочее…

— …но также оно происходит от латинского слова, — Эрик перелистнул страничку, — «trahere», что означает волочить что-нибудь за собой — например, телегу. Которая оставляет след. Весьма специфический след. Вроде того, что остается, когда водишь пером.

— Строка?

— Именно так.

— Но если я правильно тебя поняла, все это означает, что Баладж К’уаилл намеренно играл словами. Что он был любителем каламбуров, знал французские слова «track» и «trace»…

— Или что в шестнадцатом веке это знали все. Он был лингвистом… Думаю, мне удалось кое-что уловить. Вот, слушай. Когда он говорит, что мы должны пропускать каждый второй след…

— Это означает, что нужно пропускать каждую вторую строчку текста.

— Чем я сейчас и занимался. — Он пролистал лежавшие перед ним бумаги и вытащил одну из них. — Вот несколько строчек из перевода твоих родителей, с первого камня стелы.

— Да, — сказала я. — Абсолютно невразумительно.

— А вот что получается, если читать каждую вторую строчку. Остальное я вычеркнул. Помнишь тот параграф, который я тебе показывал? Теперь он выглядит так:

— Думаешь, здесь уже больше смысла? — спросил он.

— Вероятно, — мельком взглянув на текст, сказала я.

— Мне тоже так кажется. А если предположить, что это сработало, остается только применить числовой шифр. Четыре, три, два, один, ноль.

Мы молча смотрели на страницы бумаги с черными буквами текста, в свете лампы отблескивавшими бронзой. В воздухе кружились серебристые пылинки; повернувшись, я увидела, что синяк под глазом так и не прошел, а сам Эрик уже несколько дней не брился.

Тем не менее выглядел он великолепно.

Взяв его за руку, я большим пальцем погладила его запястье. Я чувствовала, как бьется его пульс, слышала его дыхание. Криптограммы и символы окончательно перестали меня интересовать.

Нагнувшись, я выключила свет.

— Боже! — сказал он. — Боюсь, на сегодня моя работа закончена.

— Не совсем, — поправила я.

В темноте я не видела ни себя, ни его, и когда мы уже оказались у постели, настал неприятный момент: в мое сознание вдруг вернулись мысли о том, что я узнала сегодня. Не говоря ни слова, я нагнулась над Эриком, коснулась его волос и почувствовала, как его пальцы гладят мои руки. Однако меня по-прежнему одолевало беспокойство, и я сомневалась, способна ли сейчас настроиться на другое. Застыв в нерешительности, я видела, как вокруг нас продолжают сгущаться тени, слышала наше тяжелое дыхание. Эрик ни на чем не настаивал, лишь целовал мою руку.

— Все в порядке, — наконец выдохнул он. — На данный момент и этого достаточно.