Криоожог - Лоис МакМастер Буджолд

«Здравствуй, мой милый», — произнесла Катерина. — «Твое последнее письмо мы получили с большим облегчением и радостью. К счастью, я не успела поделиться с детьми новостью про твое первое тревожное послание до того, как его догнало второе. Меня в дрожь бросает, едва я подумаю, через что прошли твои родители за время твоей прежней службы. Хотя, полагаю, при таком известии твой отец по-форски не дрогнул бы лицом, а мать… нет, тут мое воображение отказывает. Возможно, выдала бы какую-нибудь бетанскую колкость».

В прежние дни проблем такого рода оперативник СБ Майлз Форкосиган избегал очень просто: вообще почти никогда не отправлял домой ни сообщений, ни уточнений к ним вдогонку. Разумеется, отчет о его работе отец мог запросить у шефа СБ в любой момент, как только захочет. «Или как только слишком разволнуется», словно наяву услышал он язвительный голос матери.

Катерина начала с четкого бодрого рассказа о делах в Округе. Потом наступит черед домашних новостей; в первую очередь самое важное — давно сложившийся обычный порядок, и если бы она его вдруг поменяла, Майлз бы серьезно встревожился за свою семью. Майлз напомнил себе, что запустил дела графства. Впрочем, на этой неделе вроде не случилось ничего, о чем нужно срочно известить его депутата в Совете. Отцовского депутата, если быть точным, но родители вот уже несколько лет служили императору на Сергияре как вице-король и вице-королева.

Славная форкосигановская традиция — пренебрегать своими интересами, служа Империи. Такова цена. Со скупой гордостью Майлз припомнил, как однажды деревенский староста в его Округе сказал ему про Катерину: «Мы чувствуем, что вы служите Империи, а вот леди Форкосиган служит нам».

«Еще бы».

«А вот последние достижения на домашнем фронте…» — продолжила она свой рассказ. Изображение переключилось на другое, правда, немного дрожащее.

«Молодец, Хелен», — произнес за кадром голос Катерины. Перед глазами Майлза завертелось изображение комнаты, но, несмотря на мельтешение, он узнал свою библиотеку. — «Только веди камеру медленнее, пожалей папин вестибулярный аппарат».

«А что такое вес-ти-бу-ряный?» — донесся сбоку детский голосок. Саша? Нет, это Лиззи, боже правый. Катерина немедленно объяснила: «Вестибулярный. У него голова закружится».

«А-а». — Новое слово было усвоено тут же.

Наконец камера остановилась на Таури, десяти месяцев от роду, с серыми глазами и шапкой пушистых черных кудряшек. Она стояла, мрачно вцепившись в край низенького столика. За ней на кушетке расселись Саша, которому шел шестой год, его близняшка Хелен и трехлетняя Лиззи. Лиззи скучала и болтала ногами, всем своим видом показывая: «Я так уже умею, ну и чего шуметь?»

«Иди сюда, Таури», — проворковала Катерина, — «иди к мамочке».

Эффект был сногсшибательный: Майлз чуть не рухнул на поверхность комма, потянувшись к источнику этого соблазнительного голоса. Таури повернулась, качнулась на своих коротеньких ножках, одной рукой выпустила столик и замахала ею для равновесия. Потом отцепила вторую и косолапо заковыляла в протянутые мамины руки. Для Майлза всегда было загадкой, как дети в подгузниках учатся ходить. Но вот его дочь шагает — топ-топ-топ — и со смехом падает в руки Катерины, а та в восторге подкидывает ее в воздух.

«Дай мне», — потребовал Саша, как будто сестренка была новой игрушечной машинкой. Он опустился на колени на ковер напротив мамы и подбодрил младшую: «Ну же, Таури, иди, сюда, ты можешь!»

Окрыленная своей первой победой, Таури взвизгнула и поковыляла к нему еще быстрей, но сразу упала на живот и завопила, скорее от расстройства, чем от боли — детские интонации Майлз умел различать даже разбуженный посреди ночи.

Саша со смехом подхватил ее: «Эй, сначала ходить научись, а потом бегай!» — Он развернул сестренку к маме, и на этот раз попытка прошла удачнее.

Тем временем Лиззи сползла с кушетки и принялась крутиться и вертеться, распевая «Вестибулярный, вестибулярный!». Она тут же попыталась ухватить видеокамеру, но, судя по рывку картинки, старшая сестра поспешно подняла ее повыше. «Нет! Я хочу камеру!» — донесся голос Лиззи. — «Дай-дай! Мама, скажи, пусть она отдаст…»

Увы, семейная драма подошла к финалу слишком быстро. Майлз отмотал запись назад и прокрутил еще раз. Интересно, действительно ли это были первые шаги Таури или представление устроили специально для него? Приготовленная заранее видеокамера подсказывала, что скорее второе.

Снова появилось лицо Катерины. На этот раз фоном изображения служил ее заваленный бумагами кабинет на третьем этаже в северном крыле, за окнами которого поверх верхушек земных деревьев виднелся барраярский сад.

«Так жаль, что сержант Таура не успела увидеть нашу дочь, названную в ее честь», — задумчиво произнесла она, — «но ты хотя бы рассказал ей о малышке перед ее кончиной. Может, стоило дать это имя второй дочке, а не именовать Лиззи в честь твоей бетанской бабушки? Кстати, об именах. Саша объявил, что отныне он зовется Алексом. Вероятно, потому, что на Ксандера ему никого уговорить не удалось. Лекси и Эй-Ал тоже окончательно отвергнуты. Обоснование довольно разумно: если мы не зовем его Эйрелом по одному дедушке, не стоит звать и Сашей по другому. А к этому имени он, кажется, привязался, да и Хелен наконец его поддержала. Так что в твоем следующем послании обязательно назови его лордом Алексом. Логика и решимость заслуживают награды».

Вот уж точно. В самом начале своего отцовства Майлз был сильно встревожен, когда ему показалось, что у Саши — у Алекса — задержка речевого развития в сравнении с его сверстницей Хелен. Он волновался за сына до тех пор, пока Катерина не заметила, что сестра просто не дает ему вставить ни слова. Его «отставание в развитии» было нежеланием ссориться, и он быстро заговорил целыми фразами, как только их с Хелен развели по разным комнатам, и она перестала говорить за него.

«Если подумать», — продолжала Катерина, — «то разве перед тобой никогда не вставала проблема, каким именем называться? Просто ты тогда был намного старше. История повторяется, хотя и не точь-в-точь. Твой сын, как бы его ни звали, любит тебя. И мы все любим. Береги себя, Майлз, и возвращайся домой как можно скорей».

Экран потемнел.

«Эх, если бы я мог нырнуть сквозь поверхность комма и сжатым лучом со скоростью света полететь на Барраяр…» Майлз вздохнул. Всю его жизнь дом — это было такое место, откуда он стремился поскорее убежать. Когда полярность так радикально поменялась?

Ему не давала покоя фраза Роика: «Если бы вы остановились на достигнутом в минуту выигрыша…» Что ж, эта путаница на Кибо-Дайни — не только его рук дело.

Скорее бы объявился Лейбер. Сейчас самое время. Для Майлза оказалось сюрпризом, что они не могли заполучить доктора так долго. В конце концов, придется кого-нибудь за ним послать. Лиза Сато может очнуться с временной криоамнезией или просто не знать ответа на его вопрос. Хотя нет, все, что знает Лейбер, должна знать и она. «Ставлю бетанский доллар против горсти песка, это как раз он ей все и рассказал».